Его зрители, притаившиеся в темноте, рассмеялись.
Риттенкретт кивнул тому, кто отвечал за ручку дыбы.
Клак… клак… Два поворота. Агония во время агонии. Туман пота и новый поток крови из носа Майкла. Следующий поворот ручки вырвет ему руки и ноги из суставов.
— Спрошу еще раз, — произнес Снеговик. — Ты британец?
Нож погрузился в бок Майкла, и новая кровь полилась на пол.
— Ты американец?
На этот раз под удар попала правая щека. Риттенкретт не сразу извлек нож, позволив ему некоторое время вибрировать под собственным весом.
— Ты русский? — рука Риттенкретта замерла в воздухе. Конец сигариллы был раскаленным докрасна, как его лицо.
Нож воткнулся в мягкую плоть между пенисом Майкла и мошонкой.
— О, я промахнулся! — усмехнулся Снеговик, вытащив нож и ткнув им в левое яичко пленника.
Зрители зааплодировали, и он направил лезвие дальше. Затем остановился, чтобы выпить воды и поджечь свежую сигариллу.
— Какой смысл хранить молчание, майор? — спросил он, повернувшись к обливавшемуся кровью и потом пленнику, растянутому на дыбе. — Я ведь просто спрашиваю о твоей национальности, вот и все. Фактически, я хочу узнать, на кого ты работаешь, — он снова занял свою позицию и поднял нож. — Итак, начнем снова. Ты британец?
Нож сверкнул в грязноватом свете и вонзился в левую ногу Майкла над коленом.
— Ты американец?
На этот раз лезвие проткнуло верхнюю часть груди в области ключицы.
— Ты русский? — Риттенкретт занес нож высоко. — Знаешь, кем бы ты ни был, это бесполезно. С тобой уже, считай, кончено. Не только с тобой, но и со всей твоей работой. Потому что, знаешь ли, одно авторитетное лицо донесло, что ученых всего несколько дней отделяет от того, чтобы завершить работу над «Черным Солнцем», и когда эта работа завершится, ничто не сможет устоять против Рейха.
Свет поблескивал на окровавленном кончике ножа.
Капля крови упала, попав Майклу на лоб.
Он запомнил услышанное.
Черное Солнце.
Всего несколько дней.
Что-то внутри него, что он так старался усыпить… а возможно, даже усыпил на некоторое время, теперь разливалось по его мускулам и заставляло его широко раскрыть горящие яростью зеленые глаза.
Черное Солнце.
Что же, во имя Бога, это может быть?
Забыв о себе, забыв обо всей своей боли, которая ныне объединилась в одну огромную непрекращающуюся агонию, он вспомнил о своем долге, который заключался не только в том, чтобы отвлекать Франциску Люкс. В миг эта мысль оттянула его от самого края, очистила голову.
Он знал, кто он. Знал, кем он должен быть. И знал, почему.
Майкл посмотрел на Снеговика и заговорил. Его голос походил на хриплый скрежет, и говорил он по-английски.