- След потеряют, по-другому искать будут, - сказал он. - А мы собрались на конный двор, давай туда и пойдём.
Мы побежали, хотя бежать было трудно - много снега. Я несколько раз падал, поднимался и снова догонял Кристепа. Так мы добежали до конного двора, обошли его кругом и остановились возле колодца, мимо которого вчера вёл след поломанных, искривлённых полозьев.
Вчера вёл...
А сегодня следа не было. Вот здесь же он проходил, возле сруба, и дальше, возле того кустика... И Кристеп молчал, значит, тоже ничего не обнаружил.
Я присел на сруб колодца.
И вдруг Кристеп - он стоял рядом - изо всех сил ударил меня по спине и протянул руку по направлению к тайге.
Я вскочил и туда же посмотрел. Тайга была седая - она почти сливалась с пасмурным днём - и молчала. Что он там увидел?.. И я тоже, тоже: там было пятеро на лыжах! На белом снегу чернели ещё три точки - вьючные лошади. Я хотел бежать к ним и не мог с места сойти: ноги меня не слушались. Крикнуть хотел, что я здесь, здесь, - голос куда-то пропал.
А они приближались... Ступали тяжело, как люди, которые прошли много-много километров. Я крепко зажмурил глаза: пока ведь не разберёшь... Их по-прежнему пятеро или... Первым шёл дядя Федя, - это он вёл в поводу первую лошадь. В седле кто-то сидел. Кто - не узнаешь: он весь был закутан в меха.
Дядя Федя окликнул меня:
- Женька!..
И я побежал к ним так быстро, как никогда до сих пор не бегал, и ухватился за стремя, и прыгал, чтобы достать до мамы. Чьи-то руки подняли меня сзади, подсадили наверх, и на меня совсем вблизи взглянули зеленоватые глаза, мама сдёрнула варежку, и её рука гладила меня по шапке и по лицу. А я хватал эту руку, я не хотел выпускать её, чтобы мама снова не потерялась.
Ещё две лошади шли за нашей следом, одна за другой.
К стременам у них были привязаны жерди, как носилки, и там кто-то лежал под дохой. Дмитрий Романович шёл рядом и осторожно вёл лошадь под уздцы, а с другой лошадью шёл Пётр Тихонович.
- А там кто, сзади? - спросил я.
- Ямщик, - сказала мама.
- Он живой?
- Живой. Но сильно ранен.
Больше я ни о чём не расспрашивал: мы как раз остановились возле дома учительницы, где Кристеп и я ночевали.
Пётр Тихонович повёл лошадей с носилками дальше, в здешний медпункт. Маме он не разрешил идти с ними, сказал, что сам сделает ямщику перевязку и всё, что надо...
В комнате мы разделись.
Мама сидела на лавке, а локтями упёрлась в стол. Дядя Федя подошёл, взял мамину руку и поцеловал.
- Ты знаешь, Нина, - сказал он, - я вот только сейчас, в этой комнате, когда ты сидишь у стола, окончательно поверил, что ты нашлась, что это тебя мы привезли, что ты - это ты, с нами...