***
Сознание постепенно возвращалось, мою многострадальную тушку мотало в ремнях безопасности, шины с противным визгом периодически теряли сцепление с асфальтом, а раздраженный женский голос матерился с искусством старого моряка, поминая клинических идиотов в штабе и криворуких наводчиков. Машина вильнула особенно резво, и я со стоном влетел головой в одну из стоек. Зрение постепенно прояснялось: за рулем, закусив нижнюю губу, сидела молодая женщина лет двадцати пяти. Правильные черты лица, красивую фигуру подчеркивает обтягивающий, красный, кожаный жакет, ее легкий терпкий запах пробивался через вонь сгоревшей взрывчатки и гарь. На фотографии она смотрелась хуже. Омерзительно жизнерадостный голос моей спасительницы произнес:
- Ура, Синдзи, ты очнулся! А я уж думала тебя откачивать. Я капитан Мисато Кацураги, для друзей просто Мисато. - и резко заложила руль вправо, снова бросая меня в стойку.
- Кажется очнулся, но лучше бы мне этого не делать, - со стоном ответил я.
- Синдзи, ну ты и бука. Хотя, это семейное... Слушай, а тебе что, правда совсем не интересно, что тут происходит? - заговорщицким тоном спросила женщина.
- А что может быть интересного в военных действиях? - спросил я в ответ.
- Странный ты парень. Знаешь, кажется нам следует познакомится поближе. - Капитанша серьезно, даже немного зло посмотрела на меня, и с демонстративно жизнерадостной улыбкой продолжила вести машину. Эта девушка мне положительно не нравилась: в ней был какой-то надлом, пустота, которую она скрывала за маской милой, шебутной девочки. Таких друзей мне точно не нужно, если я не хочу в один момент словить мозгами пулю.
Кацураги остановила машину, достала из бардачка армейский бинокль и внимательно всматривалась в то, как Ангел крушит город. Вдруг все конвертопланы, что висели вокруг монстра, резко рванули прочь, и белый, едва различимый след потянулся из облаков к гротескной фигуре существа, окутанной оранжевым сиянием. Капитан крикнула:"Эти идиоты хотят взорвать N2, держись!". Я уперся ногами в торпеду, а девушка изо всех сил прижавшись ко мне почти беззвучно считала: "Десять... девять... восемь..." На "четыре" мертвенный, слепящий свет залил все вокруг, землю тряхнуло, потом тряска переросла в гул и я еле успел прикрыть нас защитой, а после пришла ударная волна...
Машину переворачивало по дороге метров 40, пока не выкинуло на недостроенную автостоянку. Песок скрипел на зубах, дыхание сперло, уши болели, но я был жив. Крепенький автомобиль попался капитанше. Со стоном вывернулся из ремней и полез через выбитое боковое окно. Выбравшись из машины, помог вылезти капитану Кацураги и задумчиво уставился на стоящую на боку машину, ободранную и побитую. Зеркала заднего вида просто исчезли, бамперы еле держались, на одной стороне все стекла выбиты, лобовое стекло в трещинах. С помощью домкрата, нашедшегося в салоне под сиденьем, и моего труда, замотивированого словами: "Я слабая хрупкая девушка в трауре, а ты мужчина, тебе и качать домкрат". Постановка авто на четыре колеса была закончена, хотя, к чести Кацураги, она сама лазила под машину и устанавливала домкрат. Сие чудо автопрома таки завелось и даже смогло тронуться с места. Забравшись в разгромленный салон, я пристегнулся опять. Когда авто выехало на трассу, неугомонные причитания моей попутчицы иссякли, и мне не пришлось в сотый раз выслушивать о том как она жалеет о потере собственного автомобиля, какие интенданты жадины и какой я унылый скучный молчуха. Слова эти стоили бы чего-то, если бы были правдой, но под изменчивой маской лица был абсолютно спокойный разум.