Аня украдкой взглянула на часы, и это не укрылось от бабкиных острых глаз.
— Уже и спешишь? — огорчилась старуха.— Только-только разговорились.
— Нет, нет,— успокоила ее Аня,— это привычка. Я на вычислительной машине работаю, там время расписано по минутам. А сейчас совсем не спешу.
— А глаза неспокойные, глаза-то спешат,— проницательно глядя на нее, сказала старуха.— Говори уж, пока одни. Чё прилетела? За Колькой? Так?
Аня оторопела в первый момент, но собралась, справилась со смущением, не отвела взгляд.
— Нет, нет, что вы! С Колей у нас все нормально. Я из-за машины, правда!
— Ой ли? Старого воробья на мякине не проведешь.
— Нет, нет,— упорствовала Аня, чувствуя, как лицо заливает горячая краска.— Если вы Катю имеете в виду, так Коля мне все рассказал. Ничего между ними нет, то есть, у него к ней...
Старуха не спускала с нее цепкого взгляда, в глазах тлела усмешечка, дескать, мели, Емеля, твоя неделя. Аня даже вспотела, но откровенничать со старухой уже не могла, вдруг возник какой-то барьер, перешагнуть через который было невозможно. Видно, старуха почувствовала это, глаза ее потухли, с рассеянным равнодушием скользнули по гостье в последний раз, и бабка Марфа, кряхтя, уплелась в дом, даже не пригласив с собой Аню.
Аня выпила еще квасу, огляделась. Огород, колодец, баня, стайка с кучей навоза, сарай с сеновалом, поленница, прикрытая от дождя обломками шифера, две несчастные курицы, дремлющая собачка — как все это бедно, скучно, уныло! И это Колькино родное гнездо... Ей стало жалко Николая, себя, Димку, эту убогую старушку, этих несчастных куриц... И если бы бабка Марфа снова завела разговор, наверное, пошла бы на откровенность, облегчила бы душу. Но в доме было тихо, никаких звуков — должно быть, бабка обиделась, залезла на свою печку и лежит там, как злой дух, домовой...
Не зная, что делать, как быть, она присела на ступеньку крыльца, пригорюнилась. «Анна!» — донеслось из дома. Звала старуха. Аня встрепенулась, подхватив сумку с коробкой конфет, заспешила в дом.
Бабка Марфа накрывала на стол. Двигалась тихо, ловко, шустро — только что казалась немощной старухой, а тут чуть ли не вприпрыжку.
— Садись-ка, поешь с дорожки, а то на пусто брюхо и душа глуха.
Бабка вытянула ухватом из черного зева печи чугунок, поставила на стол, на закопченную круглую фанерку, за ним вылезла из печи огромная черная сковорода, прикрытая тазиком. С краев из-под тазика жировито поблескивали разомлевшие оладьи. На столе уже ожидали миски со сметаной, зеленью, топленым маслом, медом. В чугунке, когда бабка сняла крышку, оказалась тушеная картошка с мясом. Бабка хитро приморгнула, легким скользом метнулась в угол, вынула из подвесного шкафа граненые стаканчики, бутыль с мутной жидкостью, поставила на стол, села напротив Ани, разлила из бутыли по стаканчикам.