— Мы о чем говорим-то? — устало вздохнула Татьяна Сидоровна.— При чем тут Кнутышев и все это? О сыне вашем разговор.
— Верно,— согласилась старуха,— о сыне. Сколь я ему говорила: ох, Ваня, смотри, такие ценности на шею взял, гляди в оба, воров да жуликов не подпущай. Фамилья-то наша лихая, Непомнящие мы, чтоб на грех ненароком не нарваться. Непомнящие мы! — подняв палец, повторила старуха и кивнула себз, как бы закрепив значение сказанных слов.
— Ну уж вы скажете! Когда это были Непомнящими-то! Уж сто лет как Александровы,— сказала Татьяна Сидоровна.— Да и фамилия сама по себе не помеха и не укор.
— Это смотря кому,— отбила старуха. Она глядела на Николая, будто говорила только с ним.— Вон пусть Коля скажет: возьмут в начальники с нехорошей фамилией? А? — И так как Николай молчал, вяло пережевывая мясо с картошкой, сказала за него:— Нету таких начальников, нету! Фамилия очень даже сказывается. Вот был у нас в приходе поп, отец Вениамин, а в мирской жизни Андрей Иванович Бесов. Умной мужчина и батюшка серьезный. Ни рюмку, ни папирёску в рот не брал, пост блюл, не то что нынешние, а уж службу вел — заслушаешься. Голос душевный и подход знал. Сам с бородкой, видный, кра-аси-и-вай! А вот Бесов, и все тут. Так по сельским церквам и служил, в город не пущали — фамилия!
— Может, сам не хотел, —сказал Николай.
— Хотел! Он умный был поп, статейки сочинял, в Москве, в патриаршестве признавали. Признавать-то признавали, а ходу — нет. Из-за фамилии. Да он мне сам как-то признался. Я к ему на исповедь стала, очередь большущая, он спешит, а мне чего-го и ударило в голову, дай спрошу. И спросила. «Отчего,— говорю,— батюшка, ты в город не перебираешься?» А он этак кротко вздохнул, положил ручку свою мягоньку мне на спину, аж до сердца тепло дошло, да и говорит: «Я,— говорит,— родителев знак имею нехороший, фамилию, опа-то мне и вредит»,— «А поменять?» — говорю я. «Фамилия,— отвечает,—знак божий, как ни меняй, а суть — с тобой».— «Но разве ж,— говорю,— вы имеете что с нечистой силой?» А сама крестом себя, крестом. Он тоже истово так перекрестился и меня — тоже. «Конечно,— говорит,— не имею, но знак есть, а потому, добрая душа, надо о спасении думать особо, не предаваясь соблазнам гордыни и плотских удовольствий».
— Ну, бабаня, ты даешь! — невесело рассмеялся Николай.— Поп сам себя боится! Ну ты и фантазерка!
— Не веришь? — чуть ли не подпрыгнула старуха. И, повернувшись к иконе, висевшей в красном углу, трижды перекрестилась.— Вот те истинный крест!
— Да не тебе не верю — ему! Чтоб из-за фамилии торчал в сельской церквушке — чепуха это! — Николая стал злить весь этот разговор про попа.— Бездарь или дефективный какой-нибудь. Пил по-тихому или с девочками баловал. Вот его и придерживали. А может, ленивый был.