Имелся, правда, еще один выход: брак с москвичом или москвичкой. На пятом курсе учебные заведения Москвы охватывала настоящая эпидемия: фиктивные браки, реальные браки, браки на полгода, браки на всю жизнь. Не всем, однако, удавалось раздобыть подходящего жениха или невесту в нужный момент – и тогда вновь всплывал альтернативный вариант: КГБ.
Мне довелось стать растерянным и беспомощным свидетелем одной из таких драм. Двадцатилетняя студентка из Сибири, одаренный филолог, прекрасная пианистка, пребывала в отчаянии от одной мысли вернуться в провинциальное захолустье. Родители тоже изо всех сил уговаривали ее сделать «все возможное» для того, чтобы остаться в столице. Последовали собеседования в органах, колебания, слезы, приступы отчаяния, но в конце концов порядочность победила и предложение было отвергнуто. И словно в награду за проявленную стойкость, вскоре после этого она в самом деле вышла замуж и смогла остаться в Москве.
Что касается меня, то как идея работы на органы, так и перспектива прогуливать интуристов по Москве представлялись мне мало привлекательными, и даже недостижимая аспирантура не казалась особенно заманчивой. Я понимала: решение трудиться на идеологическом фронте, каковым являлись гуманитарные науки, раньше или позже обязательно приведет к увеличению зависимости от государства, к неизбежности компромиссов; кроме того, за это время могут возникнуть связи, разорвать которые будет нелегко. Уже тогда я с трудом представляла себе будущее в этой стране.
Тогда-то и возникла идея радикального решения проблемы: уехать в Грузию!
* * *
Грузинскую Советскую Социалистическую Республику я открыла для себя благодаря проходившему там чемпионату СССР по горным лыжам (я тогда много занималась спортом) – и восторгу моему не было границ. Там все было другое, не как в центральной России: климат, природа, голубое небо, горы, море, повсюду остатки древней архитектуры, церкви, монастыри, крепости… Тбилиси, даром что изуродованный, как все советские города, сохранял немалую долю прежнего очарования. А люди! Первыми моими знакомыми стали члены съемочной группы тбилисской киностудии, манеры и стиль общения которых меня сразу покорили. Все они, естественно, были двуязычными и говорили по-русски с акцентом, приводившим меня в восхищение. Еще больше мне нравилось слушать их беседы на родном языке, который, несмотря на обилие гортанных звуков, звучал как музыка. И одновременно казался неразрешимой загадкой: несмотря на пять лет занятий лингвистикой, я не понимала ни одного слова, за исключением редких русских вкраплений. Ничего общего ни с одним из известных мне языков. Ни на что не похожий алфавит, округлые буквы, череда которых напоминала нанизанные на нитку жемчужины. Мои новые друзья им очень гордились, не упуская случая напомнить, что их письменность восходит к IV веку, эпохе, когда святая Нино принесла в страну христианство. «Вы, русские, тогда еще не слезли с деревьев», – неизменно добавляли они.