В силу непредвиденных обстоятельств безмятежное существование вдруг оказывается под угрозой. К каком-то смысле причиной становится попытка одной из героинь осуществить мечту, сменить жизнь, обрести свой «Стокгольм», попытка, как и все подобные начинания, обреченная на неудачу. Да героиня и сама не особенно в нее верит. Обнаружив ее исчезновение, подруга бросается на поиски, бежит к морю. На рассвете они наконец встречаются на берегу, и им становится ясно, что в зыбкости существования их дружба – единственный надежный элемент. Помирившись, они идут обнявшись домой, шатаясь от усталости. Там их ждет неожиданность: «На крыльце, скользком от росы, полулежа, зябко поджав колени и скрестив полные руки на раскрытой волосатой груди, удивленно открыв рот и мучительно дыша, спал Владимир Иванович». «Приснилось нечто несообразное», – отвечает он на вопрос о причине своего появления в столь неурочный час. «Продрал глаза – везде ночь, ни звука. И до того пакостно – хоть вой. Что же это, думаю, смерть пришла? Прислушался – да нет, сердце на месте, не барахлит. Э, думаю, что-то у девочек моих неладно, что-то нехорошо с моими девочками». «По шпалам пришел. А дверь заперта», – добавляет он.
Жизнь входит в привычную колею, и покой, вновь низойдя на «райский сад», воцаряется в душах героев. Каждый год они встречаются летом в тех же местах и так же, лежа на песке, ждут, когда «в строго определенный час» вновь появится над морем «белая точка» и медленно поползет к горизонту. На море же по-прежнему «полный штиль».
Закрыв книгу, я набрала номер парижских друзей, у которых мы собирались накануне. На мой вопрос, что он думает о рассказе Д. М***, хозяин, обычно строгий в своих оценках, ответил без колебания: «„Штиль“? Великолепная проза!» Он был прав. Мне же эта проза представляется великолепной вдвойне еще и потому, что ей оказалось под силу воскресить атмосферу, вызвать к жизни давно забытые обстоятельства, цвета, звуки и запахи, казалось бы, бесповоротно исчезнувшие, – с точностью и убедительностью, недоступными ни фотографии, ни кино, подвластными только литературе. Мне вдруг стало ясно, насколько эта история, полностью выдуманная с фактической точки зрения, интереснее, богаче и даже в определенном смысле «правдивее», чем реальность, послужившая ей отправной точкой. Насколько женские персонажи интереснее двух московских студенток, приехавших на каникулы на взморье, с их столичными ужимками и интеллектуальными претензиями. Что и говорить, я не узнала себя в няньке, «готовой смириться с любым внешним изъяном, как и вообще с любой оплошностью судьбы», да и наш незваный гость имел мало общего с героем, о котором сказано, что он «немного циник, но добряк, ничуть не стыдится своей плеши и пристрастия к спиртному», что человек он «бывалый, много поездивший и много поживший, хотя не вполне ясно было, где поездивший и как поживший». Все это не имело значения, важным было лишь то, с каким мастерством еще совсем неопытный, начинающий писатель Д. М*** сумел передать основное: идиллический характер той дачной жизни и иллюзорный характер этой идиллии. Воссоздать ощущение затишья, оцепенения, в котором пребывала страна в последние годы существования советской власти, незадолго до взрыва, ударной волне которого суждено было выбить из колеи нормальной жизни, а иногда и выбросить за ее пределы миллионы людей.