— А у тебя ее не было? — замерев от предвкушения тайны, спросила я. Он покачал головой и сказал:
— У меня и сейчас ее нет. Будет потом… возможно…
После этого он выдал, пожалуй, самую странную фразу из всего, что я от него слышала:
— Если я ошибся в тебе, то не получу ее никогда.
Я проглотила комок в горле и с трудом спросила:
— А я-то тут при чем?
Уокер снова взял меня за руку.
— Однажды я слышал потрясающее высказывание. Если женщина выбрала своего мужчину, если она настроена решительно — она совершит невозможное. Похитит, отвоюет, обманет, обменяет… Но не отдаст его никому. Даже смерти.
— И кто это сказал? — попыталась я замять неловкую паузу.
— Понятия не имею, — грустно усмехнулся он. — Правда, в верности этого высказывания я убеждался лишь пару раз… но это одна из очень немногих вещей, в которые я все-таки научился верить.
Меня всегда охватывало смятение, когда он становился таким — непохожим на самого себя. Когда среди обычных его ипостасей — крутого бойца, красавчика-донжуана и насмешливого падшего ангела — вдруг проглядывал кто-то иной, повидавший в жизни слишком многое, но сохранивший странную сентиментальность. Я еще только училась защищаться от него, и лишь одним способом — нарочитым сарказмом.
— Я смотрю, ты многому научился от женщин. Даже философии.
Веки Чарли стали едва заметно вздрагивать — он прокручивал мнемоником какие-то воспоминания. Потом печально покачал головой.
— Самому важному в своей жизни я научился только от одной.
Вот оно! Точнее, Она. Самая большая загадка из его прошлого. Я ни капли не сомневалась в этом.
— Чарли, а ты женат? — как бы между прочим, осторожно спросила я. Он замер, весь сжавшись, точно от боли. Меня поразила ужасная догадка.
— Ты… был женат?
Я никогда еще не видела у него таких глаз. Словно он в тысячный раз увидел гибель целого мира… Но разве есть кому-то дело до тысячи тысяч миров, когда разрушена собственная жизнь?
И вдруг все это исчезло. Словно захлопнулась дверь, упал занавес, погас свет… Уокер снова стал прежним, и в то же время другим — подчеркнуто бесстрастным и неприятно высокомерным.
— Будь добра, умерь любопытство, — процедил он. — И не лезь, куда не просят.
Пока я лихорадочно соображала, что это значит, Уокер резко встал и ушел. Мне будто пощечин надавали. Нормально, да? Как лезть стажерке под юбку — тут он всегда первый, а у самого уже и спросить ничего нельзя!
Восхитительные розы в лучах встающего за окном солнца окрасились алым румянцем. Господи, красота-то какая! Где он только разыскал их в такую рань?!