Она рвет рубашку на мне, впивается алыми губами в плечо. Отдаюсь нахлынувшему потоку, целую белесую, гладкую и холодную, как камень кожу. Мы вместе, мы близки так, как только могут быть близки мужчина и женщина — настолько, что в какой-то момент я вижу себя ее глазами: широкополая шляпа закрывает половину лица — и одновременно понимаю, что и она видит из-под этой шляпы то, как вижу ее я: платье превращено в узкую полоску на бедрах, черная полоса на белоснежно-белом ослепительном теле.
Одновременно отстраняемся друг от друга. Застегиваю рубашку, завязываю первый попавшийся галстук из горы рухляди. Она довольно вздыхает, глаза больше не два бездонных провала — два черных жерла вулкана, в которых пылает адская лава. Пылает, успокаиваясь.
Она довольно вздыхает, одергивает и натягивает платье:
— Ты получил то, зачем пришел, синьор?
Накидываю пиджак, салютую, прикладывая два пальца к полям Федоры:
— Абсолютли! Передавай привет сестрам, как увидишь.
— Обязательно, — улыбается она. — Они здесь, по соседству. Можешь зайти, если хочешь.
— Нет-нет, пожалуй, я пас.
Магнитный замок перестает гудеть, я поднимаю засов и открываю дверь. Звенит колокольчик. Вслед мне летит издевательский смех.
Остается надеяться только, что черный прямоугольник приведет меня к Крысолову, своему создателю. Необязательно его включать. Кладу его на лист белой бумаги — всего лишь обратная сторона счета за квартиру. Люди толкают меня сзади, обходят спереди. Ругаются. Плюю на них. Меня затягивает черный квадрат на белом фоне, гениальная простота в самой конструкции и бездны змеящихся смыслов вокруг. Нет, нельзя. Это я должен вытянуть из нее того, кто мне нужен. Нельзя поддаваться бездне. Нельзя долго вглядываться в нее, иначе она начнет вглядываться в меня — и вот тогда я точно обречен.
Вспоминаю, о чем я хотел спросить Дудочника. Зову его. Над черным прямоугольником появляется белое свечение, становится отчетливее.
Фигура в белом плаще и белой венецианской маске с длинным носом.
— Маска, я тебя знаю. Не прячься и кларнет свой не прячь. Против меня он пока что бессилен. Маска смеется:
— Я знаю.
На заплеванную мостовую летит белый плащ, следом летит маска — из ее клюва человек в черном достает простую костяную флейту.
Он еще не сменил последний свой человеческий облик: седые волосы коротко подстрижены, высокий с залысинами лоб, бородка — или просто двухнедельная щетина.
— Зачем звал? Наконец-то решил тоже поменять сторону?
— Я нет. А ты? Давно хотел спросить тебя — с каких пор ты из толкача стал ловцом человеков? Твоя вера собирает аншлаги большие, чем любая из старых.