В Девять стреляет Фрэнк. Он улыбается, как будто очередное убийство доставляет ему необычайное удовольствие.
После поединка Терезы и Флетмура оглашают длительный перерыв. Крупный парень, наступив на голову девушки, просто раздавил ее, как букашку. Уборщикам нужно время, чтобы смыть расплывшиеся мозги Одиннадцать.
Кроме Люка возле меня находится Джереми. Он места себе не находит, его буквально трясет от волнения и нагнанного жестоким зрелищем страха. Из Пауков остались самые сильные, а Джереми такого роста, как я. К тому же, он проиграл Уиллу на тренировке. Думаю, Двенадцать понимает, чем для него закончится последнее в его жизни состязание.
Я оказываюсь права: Джереми отключается на второй минуте схватки.
Готовясь к выходу, снимаю пиджак и отдаю его Люку:
— На память.
— Это не смешно. — отрезает Люк.
— Но ты будешь меня помнить?
— Такую, как ты сложно забыть. — отвечает он и я, как неисправимый, забывший где находится, дуралей, тучнею идиотской улыбкой. — Помни, что я тебе сказал.
— У меня всегда каша в голове, трудно что-то разобрать. Ладно-ладно, не нервничай, я постараюсь сделать все, о чем ты говорил.
Как и Луи, сжимаю руки в кулаки, чтобы никто не заметил, как я дрожу, будто у меня озноб.
— Харпер Маверик. — твердо молвит Форд. Подняв голову, замечаю Аарон Селестайн, она торжествующе усмехается. Шествую по живому коридору, под прицелом внимательных блестящих глаз, ощутимо сверлящих спину. Двери клетки открыты.
— Хонор Трикс. — оповещает Форд.
Пауки ликуют — они ясно понимают, что Хонор меня одной левой сшибет. И на первой секунде.
С тяжким предчувствием шагаю на первую ступеньку, вторую и вхожу в сетчатую установку. Позади щелкает дверной замок, а напротив, появляется мрачная плечистая глыба Трикс — нас разделяют всего лишь четыре метра. Хонор фыркает ругательствами. Он злой, как бугай, и дает волю чувствам. А я мысленно прощаюсь с жизнью.
Оглядываю Трикса, ища слабые места. Замечательно, что утром я ударила его вилкой. Хоть рана заклеена пластырем, но шея — его больное место.
— Не дать себя ударить. — бубню себе под нос. — Не падать.
Удар барабана. Толпа орет. Множество рук цепляется за пустые ромбы прочной сетки и будто пытаются ее разорвать. Ноги у меня обмякают и трясутся, как желе.
— Врежь ей! — кричит кто-то.
Трикс, как послушный собачка, исполняет то ли приказ, то ли ужасную просьбу, подбегает, замахивается и… я отступаю. Он снова бежит ко мне, я снова ухожу. Не знаю, как мне это удается, ведь из-за слепящего кромешного страха земли под ногами не чувствую.
— Давай, выруби ее!