Скрутившись в ожидании решающего выстрела, закрываю глаза. Но охотник долго не стреляет. Почему он медлит? Ждет приказа? Или он собрался меня помиловать? Нет, вряд ли ему позволят. Наверно, решил меня пытать, чтобы я умоляла о быстрой смерти. Пока охотник застыл на месте, как ледяная статуя, поднимаюсь на колени. Но вдруг он оживляется и ловким движением приставляет к моей шее винтовку — я не успеваю своевременно отреагировать. Горло сдавливает. Парень в шлеме гораздо, гораздо сильнее меня. Жаль, что я понимаю это только сейчас. Не могу вдохнуть — еще немного и отключусь, а вырываться бесполезно, потому что захват слишком могучий. К сожалению, не все и все подчиняются нам и одного желания, чтобы это произошло, недостаточно. Не чувствую ног и руки слабеют… Еще пару секунд и, боюсь, меня не станет.
Перед глазами плоским силуэтом появляется отец. В холодный вечер, когда промозглый ветер пробирает до костей, мы с глупыми, счастливыми выражениями на лицах сидим на площади и к нам присоединяется Люк… От трепетного вспоминания в груди, будто огонь вспыхивает. Когда-то я бы смирилась со своей трагичной участью, но, имея назначенную цель и для кого жить, я не могу так просто сдаться. Не уверена, что умерев, смогу что-то доказать и изменить, но заставив себя бороться, мне уж точно удастся донести, что я кое-что еще в состоянии сделать и меня не так просто сломать.
Во что бы то ни стало, приказываю себе подвестись. Должно быть что-то, что я упустила. Мне кажется, что у охотника был еще одно оружие, о котором я чудом позабыла. Скольжу руками по холодной траве, касаюсь его ботинка и протягиваю руку выше.
Лежа под сенью дерева, я видела прикрепленный к правой ноге противника нож. Как я могла упустить эту отнюдь немаловажную деталь?! Нащупываю держащий лезвие эластичный ремень, осторожно расстегиваю заклепку, на которую он застегнут, хватаю рукоятку и вонзаю заточенное лезвие в ногу — противник дико шипит, а, выпустив драгоценную винтовку, хватается за зияющую, кровоточащую рану.
Жадно хватая ртом воздух, отползаю. Что я делаю? Пока охотник рычит от боли, как разъяренное животное, я имею шанс его убить. Он бы расправился со мною, не задумываясь. Поэтому нельзя терять ни секунды, потому что, едва он оправится от несносных ощущений и возникшего на болевой почве шока, как моя нарочитая нерасторопность может чревато для меня обернуться.
Втихомолку подбираюсь к винтовке и с паническим испугом замечаю: из раны врага сочится темная, как земля, кровь, источая тошнотворный запах гнили точно такой, как исходил от напавшего выродка за Дугой Котла.