Ровно в одиннадцать выхожу из дома. Идти примерно сорок минут. По долгому извилистому пути никого не встречаю, лишь натыкаюсь на ледяные, словно острые клинки, взгляды уставившихся в запыленные снаружи окна сухих лиц. В Котле давно не принято провожать детей, никто не ощущает в этом и капли потребности, воспринимая их отбытие, как само собой разумеющийся акт добровольного и необходимого подношения. Но иногда на площади можно встретить чьих-то братьев или сестер.
Повседневно обширная площадь настолько мрачная и серая, что без тоски на нее невозможно смотреть, но сегодня в пышном убранстве: на каждом шагу трепыхаются огненно-красные флаги и мелькают, всецело приковывая внимание, работающие экраны, в громыхающем сопровождении удручающего гимна раз за разом обновляя заставку: развевающееся полотно в том же тоне, и на его волнистом фоне вращаются два охваченных огнем кольца. Одно означает прошлое, а второе — будущее.
Повсюду стоят, сгруппировавшись в пестрые треугольные кучки, вооруженные Охранника. Их лица — уверенна, что равнодушные — скрываются под черными, вылитыми из непроницаемого стекла, гладкими скорлупами — округлыми шлемами, которые очень напоминают гигантские пустые орехи. По закону военные делятся на два подразделения: Охотников — отлавливающих нарушителей, и Охранников — верных, в избытке самопреданных, стражей идеального порядка.
У громадного здания администрации развернут просторный шатер, устанавливаемый и разбираемый всего на пару часов. Возле шаткого укрытия быстро рассасывается собравшаяся короткая очередь. Пересекаю круглую, почти безлюдную площадь и останавливаюсь у прямоугольного стола. Ловлю на себе острые взгляды несуетливо уходящих ребят и работающих под остроконечным куполом холщевой палатки людей. В Котле я чужая и мне, естественно, дают это понять, намекая негромкими перешептываниями и косо смотря, как на странника, зашедшего сюда по ошибке. К тому же, я чувствую, что моя безобразная, годящаяся для мальчишек, одежда привлекает ко мне холодные жала подозрительных взглядов.
Не торопясь, и с вызывающей надменностью в горделивой выправке, ко мне подходит высокий парень в черном костюме. Он наделен карими, светящимися надменным презрением, глазами, прямим носом, четкой линией волевого подбородка, и черными гладкими волосами: немного взъерошенными на затылке, и зализанной на правую сторону длинной челкой. Он поднимает раскладную миниатюрную камеру, и держит перед моим лицом до тех пор, пока прибор дважды пикает и резко замолкает. Это означает, что сканирование моего лица завершено и сейчас на экране появится мой портрет, мое имя и дата рождения. Скучное выражение лица парня меняется, как только он с глупым любопытством опускает взгляд на горящий бледно-голубым прямоугольник прибора.