— Милиция! Стоять!
Тут сверкнули фары, Николай бросил пистолет в кустарник и поднял руки. «Канарейка» остановилась, менты схватили Николая за руки, но избитый мужчина внезапно сел и буквально зарычал:
— Оставьте малого, легавые! Он меня спас, а вы ему руки ломаете. Я Сапсан, по косточкам разберу.
Менты на окрик реагировали вяло, выдали Николаю по шее, хотели усадить в машину, но с переднего сиденья спустился человек в штатском, бросил:
— Прекратите! — Он помог мужчине подняться, заботливо отряхивая, спросил: — Как же это вы, Мефодий Сильверстович? Давайте довезем до дома.
— Сопливый еще Мефодия подвозить. Доберусь. Человек вот мне поможет. Гуляйте.
«Канарейка» умчалась. Мужчина смотрел на Николая в упор, спросил:
— Какой масти?
— Прохожий, — ответил Николай.
— Хороший ответ. Подними пушку и пойдем, здесь рядом.
Николай послушно поднял пистолет и пошел с незнакомцем. Его дом был сложен из массивных бревен, имел тяжелую дверь, которую открыла на звонок рослая женщина в монашеском облачении. Она молча перекрестила вошедших, провела в просторную спальную комнату с низким широким ложем. Ловко помогла Николаю раздеть раненого, спокойно осмотрела мосластое крепкое тело в многочисленных татуировках. Рассматривая ушибы и ссадины, женщина хмыкала, но вдруг насторожилась, повернула мужика на бок, отогнула ему ухо, осторожно ощупала здоровенный налившийся желвак. Поджала губы и сказала:
— Вовремя ты, парень, его поднял, так и преставиться можно было. Ты прикрой его, посиди, я быстро. — И ушла в другую комнату.
Николай с уважением смотрел на хозяина. Росту он был приличного, под метр восемьдесят, ширококостный, в возрасте, но вены на ногах не вились, руки имел мосластые, сильные, а лицом походил одновременно и на мужика, и на священника.
Монашка притащила кастрюльку с желтой жидкостью, вату, йод, таблетки, сказала:
— Тело оботри, кровьё йодом смажь, голову положи выше. Он в сознании, придуривается.
— Ты, Катерина, место знай, — сказал мужчина красивым баритоном. — Я не придуриваюсь — отдыхаю. Позови Лешего, скажи, упал по пьяни. Иди.
Когда женщина ушла, он посмотрел на Николая большими ореховыми глазами.
— Уйдешь или ночевать останешься?
Николай долго молчал. Для гостиницы у него не было паспорта, имелась лишь справка об освобождении. В Котунь он прикатил к корешу по зоне, который освободился с месяц назад. Но кореш уже сидел в ментовке. Основательно сидел или так, по мелочи, было пока неясно. А хозяин этот — человек серьезный, хотя и из воров, вон как менты от него брызнули. Но для серьезного вора он, Николай, сявка, а «шестеркой» никогда не был. Николай думал. Нарушил молчание хозяин: