— Анискин! — крикнул Гришка Сторожевой, но участковый и ухом не повел. — Анискин!
Гришка зло сплюнул, растер плевок кирзовым сапогом и все-таки пошел за участковым.
От колхозной конторы до клуба было рукой подать, метров двести, и вскорости они остановились — Анискин возле афиши «Берегись автомобиля», а Гришка Сторожевой — в пяти метрах от нее. На широком лице тракториста подрагивали разные живчики и мускулы, брови, опустившись, застилали глаза, а кулаки он держал на отлете, как гири. Одним словом, Гришка Сторожевой был таким, что Анискин ткнул пальцем в клубную афишу и весело сказал:
— Выходит, не автомобилей надо опасаться, а Гришку Сторожевого да его трактор…
— Ты меня чего позвал? — стесненным шепотом спросил Сторожевой. — Ты чего меня, Анискин, позвал, да еще и издеваешься?
Гришка Сторожевой ощерился молодыми зубами, как матерый волк, и Анискин улыбаться перестал — замер, но глаза у него начали понемножечку выкатываться. Глаза были серые, большие и холодные, как речные прозрачные камешки. Когда они выкатились и тоже замерли, из них потекло на Гришку что-то невидимое, но густое, пугающее, нервное. Оно текло да текло, а потом участковый, не шевельнув губами, выдохнул:
— А?!
Гришка стоял столбом, но голову еще держал.
— А?!
Участковый повернулся, подошел к клубному крылечку и сел на него. Семичасовой сеанс — для детей — фильма «Берегись автомобиля» еще не кончился, за стенкой жужжал киноаппарат, ребятишки в клубе галдели и похохатывали; вокруг клуба шла неспешная жизнь. Проехал бесшумно на велосипеде по пыльной дороге учитель математики Молчанов, просеменила в сельповский магазин баба Сузгиниха, а в детских яслях, что располагались в ста метрах от клуба, вдруг со звоном открылось окно, выглянула толстая повариха тетка Мария, зевая, посмотрела на Анискина и перекрестила рот.
— А ведь ты, Гришка, — вдумчиво сказал Анискин, — за последнее время распустился. До того дело дошло, что ты при мне материшься. Это как так?
— Прости, дядя Анискин! — глухим басом попросил Гришка. — Тут с бабами, да тут еще… Прости, дядя Анискин!
Опустив голову, тракторист ковырнул носком сапога утрамбованную землю, руки сунул в карманы, чтобы не висели, и стал смотреть на жука, который пробирался по пыли к островку желтой травы. Каждая соломинка и каждый камешек жуку мешали, он суетно обегал их и добрался-таки до травы. Тогда Гришка Сторожевой поднял голову и, удивившись, спросил:
— Ты чего это, дядя Анискин, на мои сапоги глядишь?
— А вот что гляжу, — сухо ответил Анискин, — что таких сапог в деревне всего двое. Сорок пятый размер ты, Гришка, носишь, да я, когда грязюка наступает…