— А из этого что, дядя Анискин?
— А из этого то, Григорий Сторожевой, — поднимаясь с крыльца, ответил Анискин, — что у завклубом аккордеон увели… Вот ты и шагай за мной.
Анискин подошел к лазу через плетень, дождался, когда Гришка догонит, и показал желтый след кирзового сапога на узкой доске.
— Вот этот след, — сказал Анискин, — приляпан после дождя. Теперь опять гляди на то, что вот такая же желта глина живет возле клубных дверей — копали глубоко и глину на поверхность вынали. Что же из этого получается? — спросил участковый и сам же ответил: — А то получается, что вор аккордеон через этот лаз увел… Так что давай, Григорий Сторожевой, ставь-ка ногу на дощечку…
— Ты чего это, дядя Анискин? — тихо сказал Гришка. — Чего это я ногу ставить буду?
— Ставь, ставь…
Пожимая плечами и косо улыбаясь, тракторист взошел на доску, прогнув ее, приставил ногу к следу.
— Ну и ну! — всплеснув руками, обрадовался участковый. — Глаз у меня — алмаз! След сорок пятого размеру… Ах, ах! — прокудахтал он. — Ах, ах!
Очень довольный собой, участковый махал руками и кудахтал, позабыв от радости о Гришке Сторожевом, трусцой побежал к клубным дверям, но тракторист бросился за ним, на ходу схватил за подол серой рубахи и угрюмо проговорил:
— Не брал я аккордеон.
Остановленный, Анискин сдал назад, повернулся к Гришке и вдруг посмотрел на него такими глубокими и задумчивыми глазами, при каких на лице участкового появлялось известное всей деревне выражение. Это было такое выражение, когда никак нельзя было понять, что думает и что хочет от человека участковый, когда в глазах Анискина вспыхивали яркие точки, привораживающие к себе точно так, как в лунную ночь привораживает одинокий светлячок. И это были такие глаза, которыми участковый глядел вглубь и насквозь, просвечивал, как на рентгене, и по спине человека прокатывался щекочущий холодок.
— Может быть, может быть, — замедленно сказал Анискин. — Может быть, не ты увел аккордеон, Григорий Сторожевой, а может быть, ты… Это дело я еще в точности не знаю, а вот… Ну-кось, пройдем к дверям, Григорий Сторожевой. Я и глину сличу и… Ну-кось, пройдем Григорий Сторожевой!
— Я открыл дверь… — сказал Гришка. — А аккордеон не уводил.
В клубе все еще пулеметом стрекотал аппарат, шел еще фильм «Берегись автомобиля», но ребятишки уже кричали густо и освобожденно, как всегда бывает перед концом сеанса, и ждалось, что вот-вот распахнутся двери, повалит густая и мелкая ребячья толпа. Да, время шло к девяти, и к клубу двигались по-воскресному нарядные пожилые колхозники, смеялись девчата и парни, где-то уже погуживала растрепанным голосом трехрядка.