Эштон чуть отстраняется, и я слышу свой тихий недовольный стон.
– Ну вот, уже лучше, – шепчет он, прерывисто дыша. Снова наклоняется и проводит языком по верхней губе, слева направо, потом по нижней, слева направо. Не могу сдержаться и приоткрываю губы, а язык сам проскальзывает к нему в рот.
Тогда Эштон отстраняется и смотрит на меня своими печальными глазами.
Думаю, я знаю, в чем дело, но хочу услышать это от него, и спрашиваю:
– Зачем ты пришел? Только честно.
Он вздыхает.
– Не мог не прийти, зная, как ты расстроилась. Но… – Он прикрывает глаза и опускает голову. – Ирландка, я не могу играть с тобой в эту игру. Я сделаю тебе больно.
Приподнимаю его голову за подбородок, чтобы посмотреть прямо в глаза, и ладонь колет щетина.
Мне все равно. Пусть меня гложет чувство вины и в голове полный сумбур. Вижу по его глазам, что в нем идет мучительная борьба. Мне все равно. Хочу забыть свое вечное чувство неуверенности, а его заставить забыть темные чуланы, клейкую ленту, ремень и безмолвную тюрьму.
Мне все равно. Я обхватываю его за шею и притягиваю к себе, целую, а потом провожу языком по его нижней губе. У Эштона перехватывает дыхание, мышцы под моими пальцами напрягаются, а рука сжимает подушку: он борется со своим желанием.
А я не хочу, чтобы он боролся. Я отчаянно хочу снова увидеть его слабым. Хочу снова чувствовать его близость. Хочу доставить радость ему. Хочу доставить радость себе. Хочу… ни о чем не думать.
Вот что я всегда чувствую, когда Эштон со мной рядом.
Пусть все будет, как будет.
Вот почему я смотрю на него не мигая и тихо говорю:
– Помоги мне на время забыть обо всем.
И он перестает с собой бороться.
Он обрушивается на мой рот со всей страстью. Отвечаю ему так, словно без воздуха в его легких я погибну. Часть меня боится. Я чувствую это в глубине души. Не знаю, к чему это приведет, и не знаю, готова ли я ко всему этому.
Но вряд ли я остановлюсь.
Такое ощущение, будто Эштон читает мои мысли. Он отстраняется, смотрит на меня и шепчет:
– Мы не будем… Ирландка, сегодня я не зайду слишком далеко. И вообще не зайду далеко, пока я. не свободен.
Отмечаю про себя, что он не говорит такие привычные для него слова, как «трахаться» или «перепихнуться». Сегодня рядом со мной другой Эштон. Тот, который скрывается от всех остальных.
Закрываю глаза, он целует меня в горло, а я удивляюсь, какие у него губы – одновременно нежные и страстные. Когда он опускается к ключице, грудь у меня вздымается. Эштон задирает мою пижаму и без труда стаскивает ее через голову. Швыряет на пол, приподнимается и смотрит на мою голую грудь так, что в каждой ее клеточке покалывает от возбуждения.