Поворачивается ко мне лицом, я вижу в его прекрасных карих глазах мольбу и желание – и у меня подкашиваются колени.
Подхожу к нему, прижимаю ладонь к его сердцу и закрываю глаза, чтобы запомнить этот момент.
Момент, когда я делаю выбор только ради себя.
И этот выбор правильный, потому что он правильный именно для меня.
Не могу сдержать улыбку и хочу высказать свое последнее условие…
Эштон никогда не отличался терпением. Заметив мою улыбку, он принимает ее за согласие. Его рот тут же накрывает мой, и он целует меня с такой страстью, что у меня подкашиваются колени и чуть не разрывается сердце.
Умудряюсь отстраниться.
– Подожди! Еще две вещи.
Тяжело дыша, он хмурит брови и недоуменно смотрит мне в лицо.
– Что еще? Хочешь, чтобы я и все остальное снял? – Приподняв бровь, он добавляет: – С удовольствием, Ирландка, только сначала предлагаю переместиться в более теплое место. На самом деле я на этом настаиваю.
Качаю головой и шепчу:
– Я хочу, чтобы тебе помогли. Тебе нужно с кем-нибудь поговорить обо всем этом. И во всем разобраться.
Эштон мрачно ухмыляется.
– Можешь не беспокоиться. Я уже попался в мягкие лапы доктора Штейнера. У меня такое ощущение, что теперь я займу твое еженедельное время приема: по субботам в десять утра.
На меня накатывает неимоверное облегчение. Если я могу кому-то доверить благополучие Эштона, так это доктору Штейнеру.
– Хорошо.
Он ласково чмокает меня в губы и шепотом спрашивает:
– А второе условие какое?
– Ты говорил, что хочешь все забыть. Но… я не хочу, чтобы ты забывал то, что было между нами. Никогда.
Эштон улыбается самой нежной улыбкой.
– Ирландка, единственное, что я не смогу забыть, так это каждую секунду, проведенную с тобой.
– Знаешь, а я почти целый годе не ела чизкейк, – бормочу я, лениво вожу вилкой по тарелке и смотрю с веранды, как над Майами-Бич клонится к закату июньское солнце. – Похоже, я его больше не люблю.
– Тогда я съем, – отвечает Кейси, которая чуть ли не облизала свою тарелку. – Или Шторм. У нее такая прожорливая малышка, что кормящая мамаша в день уничтожает тысяч пятьдесят калорий.
Похоже, крошка Эмили услышала волшебное слово, и на кухне тотчас раздаются голодные вопли. Опять. Эмили родилась в начале января, и как только ее приложили к груди, там она и осталась. Шторм достается по полной программе, но она переносит все с удивительным терпением и любовью.
С тех пор как я вернулась, Шторм стало чуть полегче. Эмили даже разрешает мне кормить ее из бутылочки. Шторм зовет меня своей палочкой-выручалочкой.
В конце концов я решила остаться в Принстоне до конца года и даже умудрилась вытянуть все предметы на твердую