– И вы закрылись на чердаке?
– Налана рассказала? Она всем рассказывает, наверное, даже каргабанский молочник был в курсе. Да, я закрывался на чердаке, прятал отцовскую печать, пытался оседлать его лошадь, к которой он запрещал даже притрагиваться... Я сделал все, что мог, но добился в итоге только одного: мне окончательно перестали доверять. Я сам все испортил. А когда портить стало нечего, просто сбежал.
Я не знаю, почему сбежали вы, Тари, а я мечтал наконец найти самого себя, понять, кто я – кроме того, что бестолковый младший сын Великого Гергоса. Я настолько погряз в своей мелочной мести отцу и брату, что за семнадцать лет так и не понял, что собой представляю, чего хочу и на что способен. Детские обиды, детские проблемы, детский взгляд на мир... Каргабан быстро меня от этого вылечил.
Не стану пересказывать подробности. Из Тобрагоны я уехал в Ханьяр, провел там много лет, потом купил корабль – «Маринику», затем снова путешествовал по Нашарату и Внутерннему морю... Иногда я годами не вспоминал о доме. Обиды улеглись, и оказалось, что мне почти нечего помнить, не по чему скучать. За двадцать лет я ни разу не навестил отца или брата.
А потом меня нашел адвокат, сказал, что отец очень плохо себя чувствует и требуется мое присутствие. Дело было в какой-то формальности, очень давно я подписался под одним документом как свидетель и теперь непременно должен был подтвердить его подлинность. Это даже забавно... Все эти годы я кичился собственной независимостью, представлял себя паршивой овцой, а между тем меня даже не пытались искать и вернуть! Когда я действительно понадобился, меня нашли очень быстро. И потому я добирался домой несколько месяцев.
Снега в том году было много, и по весне Эрион сильно разлился. Когда отцу стало плохо, мой старший брат находился в столице, но, услышав новости, стремглав бросился в Льен, наше родовое поместье. Из-за паводка мост поплыл, искать другой мой брат не стал, он подумал, что и так сможет перебраться – знал, где брод. Точнее, где он раньше был. Той весной даже в самых мелких местах Эрион был не меньше пяти локтей в глубину. Дурная лошадь испугалась и утянула моего брата на дно вместе с собой.
Когда отец узнал, с ним случился удар. Он умер на третий день. А я приехал только через несколько недель. По закону наследовать должен старший ребенок, но моему племяннику было всего пятнадцать – ему оставалось несколько месяцев до совершеннолетия. Другие претенденты были слишком дальней родней, и в итоге главой рода стал я. Забавно, правда? Меня не было двадцать лет, моя овдовевшая невестка даже пыталась представить меня самозванцем – она где-то раздобыла документы о смерти Окъеллу Гергоса. Но забыла про одну второстепенную печать. И некоторые из слуг ее не поддержали...