русским словом «бунт», или вычурно-оптимистичным, европейским – «революция»…
Потрясений от событий этого вечера хватило Императрице с избытком: она слегла в
постель на три дня. По просьбе Николая, Банщиков и Ольга Александровна первые сутки
недомогания Государыни провели подле нее неотлучно. И это было время трудных
вопросов. И не простых ответов…
17
***
Парадный фасад Алексеевского дворца, выходящий на набережную Мойки, сиял
всеми окнами своих двух этажей, мансард и башенок. Их световые каскады гармонично
дополнялись праздничной иллюминацией в парке, а на колоннах парадных ворот кованой
ограды - предмета особой гордости архитектора Месмахера - по особому случаю зажгли
цветные фонари, подобные ютовым огням парусных линкоров петровской эпохи.
Причина светового шоу для светского Петербурга была вполне очевидна: владелец
роскошного объекта столичной недвижимости генерал-адмирал Великий князь Алексей
Александрович давал бал в честь победы русского флота в войне с Японией. ЕГО флота.
От главноуправления которым он был отставлен в критический момент боевых действий
на Дальнем Востоке. Отстранен почти на полгода! Несправедливо и беспричинно…
В своей обиде он был не одинок. Безвинной жертвой несчастного мгновения не раз
публично называла Алексея Александровича вдовствующая Императрица. Сочувствовали
ему, в подавляющем большинстве, и приглашенные сегодня гости. За исключением,
пожалуй, только самого творца сей вопиющей несправедливости – Императора Николая
Александровича, Великой княгини Ольги Александровны, свежеиспеченного морского
министра адмирала Дубасова с его карманной «морской фрондой», да нескольких персон
из ближайшего окружения Николая, не пригласить которых сегодня для генерал-адмирала
было бы просто моветоном. Тем паче, что и сам он страстно желал их непременного
присутствия! Восстановление справедливости требует пусть не формально-явного, но зато
публичного и понятного всем покаяния Дубасова и его лизоблюдов.
«Если Федор хочет остаться в министерском кресле, а все его протеже – при погонах
и должностях… на какое-то время, то за свои геройства по части «попинать раненого
льва», мне эта компашка сторицей заплатит. Как и за травлю Авелана, Старка и бедняги
Верховского. Будут каяться и сапоги целовать! А того щенка-лейтенанта, что орал в
Мариинке с галерки «это не прима, а эскадра! На ней камней на два броненосца!» я уж
непременно найду, как показательно отблагодарить. За каждую слезку моей маленькой
шалуньи. Молокосос паршивый! - Алексей Александрович в сердцах сплюнул, -
Распустили языки без меня флотские. Ну, погодите, выдам я вам, по первое число. И