А жизнь, что за жизнь была у Джуры, носился по свету и сеял смерть, если вспомнить, ведь ничего, ничего в этой жизни не было, кроме взрывов, пожаров и слез матерей. Трус, наверное, правда, трус, сначала боялся, что карьеру испорчу, потом, что жизни лишусь, а потом Ибрагим-хана да Садыка, и ведь спорил, приводил доводы, что живем и воюем не по законам Аллаха, а все равно последнее слово оставалось за ними, потому что боялся. Боялся, что уличат в неверности, а почему нужно им верить? Садык сам говорит, что джихад познания, а именно изучение наук, эрудиция и распространение истинных знаний об исламе не нужен воинам ислама, а что нужно, твой исковерканный и тысячекратно перевранный Коран? Да там и строчки от святой книги не осталось. Книги, которые привозит Садык, лгут и превращают людей в животных, у них нет слов, они не учат словам, они не заставляют думать, они лишь заставляют убивать. О Аллах, если ты такой всемогущий и всесильный, всепонимающий, загляни в их души, души-то у них остались, направь их на путь истинный, душу-то мы никому не продаем, души-то у нас человечьи. Почему, закрывая глаза, я вижу ее взгляд, полный укора, почему ее губы зло шепчут мне: «Ты, Жека, трус»?
Никогда силой меча не сможем мы навязать правоту ученья Аллаха, почему же это великое ученье так искажено, почему стал актуален призыв к насилию и убийствам, кто придумал весь этот бред, замешанный на крови и страданиях людей, живущих по законам и правилам, отличным от тех, по которым живем мы? Когда же мы поймем нашу разность, ведь мы силой оружия пытаемся создать нечто общее для всех, где будет еда, которая удовлетворяет лишь нас, правила жизни, которые приносят лишь нам благополучие, книги, кино, музыка, приятные лишь нашему уху и взору, этакая Вавилонская башня, которую Бог не велел строить, потому что это гордыня, и сейчас эта гордыня смердит, эта гордыня Ибрагим-хана и Садыка, уверенных, что знают, как надо для всех. Ничто так не чуждо религии, как религиозные войны, военный джихад (газават) разрешен лишь тогда, когда запрещают религию, запрещают исповедовать ислам, но кто, когда и где запретил нам это? Может, в Афганистане или в Чечне, а, может, в Америке или Европе стали закрывать мечети? Нет, нет и нет, деньги и честолюбие – вот что толкает Ибрагим-хана и Садыка на войну, и потому сотни тысяч становятся добычей их своекорыстных вожделений. Наверно, потому, стоит мне только смежить веки и заглянуть в ее глаза, как я вижу все тот же упрек, потому что она-то знает, что там, глубоко-глубоко в душе еще осталась слабая искра совести, та искра, что жжет сильнее и мучительнее любого самого сильного пламени.