Я подумал, что же могло заставить покраснеть эту женщину, и вдруг понял, что не смогу ответить на этот вопрос даже через тысячу лет. Для решения такой задачи нужен был исключительно женский ум. Ну, хотя бы такой, как у Надежды Шарковской.
— Жизнь — сложная штука, — на всякий случай сказал я. — Иногда нам, моралистам, стоящим на переднем крае науки о человеческих отношениях, приходится искать решения некоторых проблем за гранью привычного и даже разумного.
— Я так и поняла, — кивнула Света. — А теперь вы можете идти читать лекции жене подследственного. Можете быть спокойны, вам не придется прятаться в шкафу или прыгать в окошко.
— Уверены?
— Ну, конечно же. Кстати, вы начинаете мне надоедать.
— Господи, но кто может сравниться терпением с женщиной?!
— Осел.
Последняя фраза следователя прозвучала довольно сухо. Я посмотрел на свои руки и заметил, что начинают чуть-чуть подрагивать.
— Вы с ума сошли! — я перешел на крик. — Против Коли у вас ничего нет.
— У меня есть маленькая пирамида Хеопса на его участке.
— И все?
— Ну, если не считать требований о скорейшей экзекуции вашего друга со стороны уважаемых граждан, то это действительно все.
— Боюсь, что этого будет мало.
— А почему вы кричите? Я где-то слышала, что если мужчина переходит на крик, это, прежде всего, говорит о его неуверенности в собственных силах.
Я выронил сигарету. Улыбка следователя снова стала снисходительной.
— Отпустите Колю, — глухо и безнадежно потребовал я.
— И не подумаю. Ваш друг находится у меня под рукой и он нужен мне для важной работы. Если у меня возникнут какие-то вопросы, он всегда сможет на них правдиво, а главное, правильно ответить.
— Вы забыли о темпераменте своей сестрички, — напомнил я. — Вполне возможно, что сейчас она формирует партизанские отряды или ведет пропаганду среди солдат Кремлевского гарнизона.
— С сегодняшнего дня Надежда будет проявлять свой темперамент только за стенами моего кабинета.
— Учли свои прошлые ошибки?
— Не столько свои ошибки, сколько ваши успехи в воспитательной работе. И вот еще что… — следователь немного подумала. — Знаете, наша мать рассказывала, что мы с сестрой дрались еще в утробе. Потом, после появление на свет, наши драки стали принимать все более и более принципиальный характер. Но побеждала всегда я. Слышите?.. Только я!
— Врете.
— Зачем мне врать?
— Не знаю, может быть ради собственного удовольствия.
Я всеми силами пытался сохранить внешнее спокойствие. Но мои мысли метались в поисках выхода, словно аквариумные рыбки, к которым с неожиданным визитом заявился речной, голодный ерш. Попытка сыграть на чувстве превосходства следователя была только жалкой соломинкой, за которую я пытался ухватиться. Я искренне не знал, что мне делать дальше.