сочинить приличное вступление.
«Есть более легкий способ, – прошептало подсознание. – Ты знаешь какой».
В отчаянии он выбросил змеиное шипение из головы, полностью
сосредоточившись на желании иного рода, желании, куда более сладостном,
нежели наркотик.
Откинувшись на спинку кресла, Себастьян прикрыл глаза. В голове тут же
возник ее образ: кремовая кожа, ирисочные веснушки, розовая пена кружев,
белый нансук[1] и коричневая тесьма. Он представил соблазнительный холмик
ее груди в своей ладони, и его захлестнула страсть. Машинально втянув носом
воздух, он почти ощутил ее нежный цветочный аромат. В своем воображении
он почти ощущал сладость ее губ, почти чувствовал ее руки, обнимающие его за
шею и прижимающие ближе к себе. Почти.
Себастьян со стоном открыл глаза. Уже достаточно скверно то, что он каким-то
образом согласился переписать чертову рукопись. Но теперь ему вдобавок
приходится кружить в изысканном танце соблазнения с женщиной, слишком
невинной для серьезных вещей. Когда она предложила в качестве вдохновения
поцелуи, Себастьян едва смог поверить в свою удачу, но сейчас, глядя на
перечеркнутые строки текста в печатной машинке, он осознал, как на самом
деле ему «повезло». Он ощущал себя проклятым, взирающим на рай из глубин
ада.
Себастьян попытался взглянуть на все с хорошей стороны. По крайней мере, это
всего лишь исправления, ему ведь не придется писать всю книгу с чистого
листа. И за каждые сто страниц он получит восхитительную награду за свои
труды. К тому же можно и поднять ставки, решил он, вспомнив, что может
добавить три правила в придуманную ею игру.
Каким же будет первое правило? Лениво водя кончиком пальца по краю списка
с правками, он обдумывал сей занимательный вопрос. Оно не должно слишком
ее шокировать. Последнее, в чем он нуждался, так это, проделав всю работу,
свести ее на нет, а посему, какое бы условие он ни поставил, оно должно сполна
вознаградить его за тяжкий труд, но в то же время быть довольно романтичным,
соответствуя ее невинным ожиданиям. Все оказалось немного запутанным.
Солнце встало из-за горизонта, и сквозь французские окна в библиотеку
полились утренние лучи. Себастьян несколько раз моргнул, застигнутый
врасплох неожиданно ярким светом, и протянул руку к настольной лампе.
Стоило ему погасить ее, повернув медную ручку, как солнечные лучи упали на
ткань штор, пробившись сквозь украшенную кисточками бахрому. Взявшись за
одну из кистей, Себастьян принялся лениво теребить ее в руках и, глядя, как
утренний свет мерцает на ярко-оранжевых, золотых и коричневых нитях, вдруг