на одном балу мне посчастливилось встретить Ротерштейна. Представь мое
удивление, когда от него я узнал, что в апреле в «Олд Вике» ставится твоя новая
пьеса. Будучи в Швейцарии, ты вовсе не писал обещанный мне роман. Ты писал
пьесу для него.
− Но я…
− И теперь, по прошествии всего, ты влетаешь сюда, полный праведного
негодования, прерываешь меня посреди встречи, чего-то требуешь и жалуешься
на свой чертов низкий доход? Прости, если я не сумел в должной мере тебе
посочувствовать.
С этим Себастьян не мог поспорить. Все сказанное было правдой, и его издатель
обвинял его куда меньше, чем он заслуживал. Обида померкла, оставив лишь
ужасное чувство беспомощности. Он подался вперед, с размаху поставил локти
на край стола и потер лицо ладонями.
− Я написал эту пьесу еще до отъезда из Италии, − пробормотал он, оперевшись
о руки лбом. – Я ничего не писал в Швейцарии.
− Тогда какого дьявола ты там делал?
Приподняв голову, Себастьян взглянул на Марлоу. Он не мог рассказать ему о
своем пребывании в Швейцарии – о том долгом, мучительном отвыкании от
кокаина и последовавшем за ним упадке творческих сил. О тех бесконечных
часах, когда он сидел, уставившись на чистый лист бумаги, не чувствуя ни
единого проблеска вдохновения, а лишь отчаянную жажду наркотика, которого
не мог более получить. О том, как от отчаяния пытался отвлечься на что-то
другое – карабкался на горы, пересекал ущелья, учился ходить на лыжах и
снегоступах. Черт побери, даже учился доить козу. Что угодно, лишь бы забыть
о кокаине, единственной вещи, позволявшей ему с легкостью писать.
Пришло время взглянуть правде в глаза, не так ли? Он выпрямился в кресле.
− Я закончил пьесу три года назад, и это последняя написанная мною вещь.
После я пытался, но все без толку. Гарри, я больше не могу писать.
Взгляд Гарри был задумчив и не лишен сострадания.
− У всех писателей случаются периоды застоя. В твоем случае он вполне
объясним. За короткое время ты проделал огромную работу. Это временно,
Себастьян. Это пройдет.
− Нет, Гарри. – Пытаясь писать без кокаина, он чувствовал себя тонущей в
патоке мухой. – Эта пьеса, эта глупая, скучная пьеса будет последним, что я
напишу. Я устал. – Он откинулся на спинку кресла. – Я так чертовки устал.
Гарри сцепил руки на столе.
− Я никогда не даю советов своим авторам, потому что обычно это пустая трата
времени. Но тебе я все же скажу. Для разнообразия пойди мне навстречу и
прими его. – Он умолк, а когда заговорил вновь, голос его был столь серьезен,
что Себастьян просто не смог пропустить слова друга мимо ушей. – Прекрати