презрения и порицания. Когда он сидел в тамошних кафе, его перо исступленно
носилось по этим самым страницам, слово за словом лилось из него, его
семнадцатилетнее сердце было таким жаждущим, а написанные строки − столь
шероховатыми. Он думал не о сюжете и диалогах, а лишь о том, чтобы
изложить на бумаге историю, родившуюся у него в голове. Но стоило дойти до
конца, как Себастьян осознал, что она недостаточно хороша для публикации. Он
убрал рукопись подальше, уехал в Оксфорд, а потом и вовсе про нее позабыл.
Шел последний год его обучения в университете, когда Себастьян принялся за
вторую рукопись, с куда большим старанием, нежели в первый раз. Теперь он
был уверен, что каждое слово должно быть отточено, ибо намеревался
преуспеть на литературном поприще и доказать, что отец не прав. На
завершение той рукописи ушло три года, и все равно она не была достойна
публикации, но Филипп убедил его отправить роман их общему другу Марлоу,
в ту пору лишь начинавшему издательское дело. Гарри купил книгу и
опубликовал – так началась писательская карьера Себастьяна.
Затем последовали другие, чрезвычайно популярные, романы с дюжиной
рассказов и тремя успешными пьесами в придачу. Литературное признание
вкупе с финансовым благосостоянием пролились на него дождем, и хотя отец
презирал его профессию и из-за этого отрекся от него, Себастьяну надоело
переживать о том, что тот подумает. Он купил «Крэнделл» и разъезжал с ним по
всему миру, путешествуя и творя, он воплощал в жизнь свою давнюю мечту.
Но мечта имела цену. Новая история давалась тяжелее предыдущей. С каждым
годом его творения становились все банальнее, а сам процесс мучительнее, до
тех пор пока Себастьян и вовсе не смог игнорировать бесконечный парад
самокритичности, до тех пор пока ему не пришлось через силу выдирать из себя
каждое слово. Но потом он открыл для себя кокаин, и кокаин изменил все.
Поначалу он казался безвредным, всего лишь забавный эксперимент в одном из
парижских салонов. Но позже, живя в Италии, Себастьян обнаружил, каково
писать под действием наркотика, и кокаин превратился в волшебный эликсир,
побеждающий разрушительную неуверенность, ставшую чумой для его
творчества. С наркотиком любимое занятие опять приносило радость, писалось
столь легко и волнующе, будто он вновь проживал то первое лето в Париже, а
следом наступил самый плодотворный период его карьеры, ознаменовавшийся
созданием еще шести романов и четырех пьес.
Эвермор не мог сказать точно, когда именно все пошло наперекосяк, когда
опьяняющая радость от творчества на кокаине превратилась в зависимость от