Аберкромби. – Да, признаю, – он наигранно рассыпался в извинениях, – я
предпочитаю получать деньги за свою работу. Возмутительно, не правда ли?
Себастьян не стал утруждаться тем, чтобы подождать, пока камердинер
попытается ответить.
– Исход плачевен, – продолжил он. – Вместо того, чтобы вернуться в Лондон
первоклассным Себастьяном Грантом, он предпочел возвратиться
второсортным Оскаром Уайльдом.
С воскликом негодования Себастьян отшвырнул газету, отчего страницы
разлетелись в разные стороны.
– Второсортным Оскаром Уайльдом? – прорычал он. – Невыносимо избито?
Совершенно неправдоподобно? Какая, черт подери, наглость! Как смеет этот
критик… как смеет он рвать мою пьесу на клочки в такой манере?
Когда Саундерс принялся собирать страницы газеты, Аберкромби наконец
заговорил:
– Должно быть, мистер Линдсей – человек дурного воспитания, сэр. Вы желаете
побриться сейчас?
– Да, Аберкромби, благодарю, – проговорил граф, радуясь возможности
отвлечься. – Этот критик называет мою пьесу бредом, но это его рецензии самое
место на помойке. Саундерс, – добавил он, – отнесите этот идиотский треп туда,
где ему и полагается быть.
– Очень хорошо, сэр. – Лакей поклонился, но стоило ему направиться с уже
аккуратно сложенной газетой к выходу, как любопытство Себастьяна вновь
одержало над ним верх. Потянувшись, он выхватил у лакея газету, взмахом
руки отослал того прочь из туалетной комнаты и уселся в кресло для бритья.
Пока Аберкромби намыливал помазок, Себастьян продолжал читать отзыв. И
занятие это приводило его в ярость.
Пьеса, как заявлял мистер Линдсей, основывалась на неубедительных
недоразумениях, а главный персонаж, Уэсли, был слишком блеклым, чтобы
вообще о нем упоминать. Все могло разрешиться простым объяснением между
ним и его возлюбленной, леди Сесилией, еще во втором акте. Попытки Уэсли
поухаживать за леди Сесилией, по всей видимости, должны были рассмешить
зрителей, но, по правде говоря, на них больно было смотреть – наверное, каждому в зале было стыдно за бедного парня. Тем не менее, концовка пьесы
оказалась довольно-таки сносной, хотя бы потому, что была концовкой.
– Ха-ха, – кривя губы, пробормотал Себастьян. – Как умно, мистер Линдсей. Вы
настоящий остряк.
Он приказал себе прекратить чтение этой тарабарщины, но оставалось совсем
немного, а посему он решил, раз уж на то пошло, закончить.
Те, кто надеялся, что появление Себастьяна Гранта после столь долгого
затишья ознаменуется возвратом к сильным, проникновенным работам его
ранних лет, будут разочарованы. Бывший лев английской литературы
предпочел предстать перед нами с неглубокой, банальной безвкусицей, что в