Жил полярный капитан (Мороз) - страница 95

Но по-настоящему счастливой я ощутила себя, когда оказалась в Мурманске. И жили-то мы почти рядом, в центре города.

Каким гостеприимным и хлебосольным был их дом! Я все время удивлялась, сколько знакомых и друзей у Геры и Дины – настоящих, преданных. За праздничным столом собиралось обычно 20–25 человек, и всегда моя сестра страдала, что невозможно пригласить всех, кого хотелось бы, из-за недостатка места.

Когда Германа перевели в Москву, в Министерство морского флота, мы снова оказались рядом: моего мужа перевели в Голицыно, это всего в 40 километрах от Москвы. Поездки на машине, встречи за праздничным столом, общение – радость.

Герман получил участок земли, с любовью стал строить дачу для дорогих ему детей и внуков. Многое там сделано его руками – он умел все. Каждое лето мы проводили на даче. Дина жила там постоянно, Герман приезжал на выходные и всегда находил себе работу.

Помню: очень жаркое лето, температура выше 30 º, все прячутся в тени в саду, а Герман обустраивает на втором этаже «светелку» для любимой внучки Ксюши – обивает рейками нишу. С каждой рейкой поднимается по лестнице, а потом за следующей – снова вниз, к верстаку. Так ему хотелось, чтобы было красиво и уютно. А сердце уже тогда пошаливало, и надо бы было больше отдыхать.

И вот наша последняя встреча на даче в августе 2014 года. Долго сидели на качелях, говорили о житье-бытье. И вдруг впервые в жизни Герман пожаловался: «Силы уходят». А утром ему стало плохо, вызвали «скорую», срочно увезли в Москву. Через несколько дней Геры не стало.

Я не была на похоронах, не видела его в гробу, поэтому не могу поверить, что его нет. Просто уехал в длительную командировку…

Но его телефон молчит…

Я была знакома с Германом Дмитриевичем совсем немного, а если точнее, то в последние пятнадцать лет я несколько раз видела его в обществе его родных и друзей. Однако, несмотря на эти всего несколько раз, хотелось бы сказать о том впечатлении, которое оставлял Герман Дмитриевич. Что запомнилось? Живой ум, ироничность, его явное удовольствие от общества своей семьи, друзей и знакомых и то, что в самой оживленной застольной беседе он мог быть веселым и при этом сохранять определенную, видимо, присущую ему, сдержанность. Это не было спокойствие равнодушия, но, может быть, просто отстраненность, которая появляется, когда самое важное не здесь, не среди этих дорогих и приятных ему людей, а где-то в другом пространстве.

Друзья Германа Дмитриевича и его близкие подробно рассказали о его жизни, наполненной морем, любовью к Арктике, к русскому северу. У нас с ним оказалась общая тема – Мурманск. Название этого города я слышала с детства постоянно, так как молодость моих родителей была в годы Великой отечественной войны связана с Кольским полуостровом. Я рассказала Герману Дмитриевичу, как мой отец и его друзья, будучи уже пожилыми людьми, не могли смириться с тем, что любимый город их молодости и тяжелых военных лет не стал городом-героем, и приложили много усилий и ходатайств, чтобы в 1985 году Мурманск, наконец, получил это заслуженное им звание. Друзья моего отца и он сам, такие «старики-разбойники», были счастливы. А Герман Дмитриевич слушал эту историю с необычайно пристальным вниманием и, кажется, даже с удивлением, что она ему неизвестна.