Сидим в четверг на физике, втыкаем – новая тема. А настроение такое беззаботное, мозг уже на каникулы отправился. Играем с Синицей по-тихому в «крестики-нолики»; в «морской бой» на первой парте играть – верх наглости. Причем это не Палка какая-нибудь и не Варежка, а Настя.
За первой партой сидеть по-своему совсем неплохо. Обычно все учителя в проходе у второй парты останавливаются, а нам лафа – делай что хочешь. На литературе перед учительским столом вообще зачетно. Марь Васильна у нас – доктор Ватсон. Ей никогда спокойно на месте не сидится. Вечно мерещится непорядок на уроке. Поэтому и высматривает, выискивает: кто списывает, спит или, к примеру, просто бездельничает. А на первую парту – ноль внимания, она вроде и так перед самым носом.
Уже ближе к концу урока дверь в кабинет приоткрывается со скрипом, и я вижу рожу Виктора. Косматый, красный весь как рак. И сквознячком повеяло: запах жидкой валюты. Смрад разрушительный на весь класс.
– Настюха! – орет, а сам еле языком ворочает. – Подь сюды!
Вот гад! Догадался, куда прийти!
Напрягся весь и сижу, готовый подорваться в любой момент. С Насти глаз не свожу. А она классу:
– Решаем первую задачу после параграфа.
На меня так глянула, как будто приказала: «Не рыпайся». И вышла из класса.
– Давай писать, – шепчет Синица. – Видел, как на нас физичка зыркнула? Запалила, по ходу, что фигней страдаем.
– Угу, – киваю, а сам весь слуховой аппарат навострил, чтобы узнать, что там, за дверью.
– Не позорь меня. Иди, иди. Позже поговорим, – доносится до меня голос Насти.
Она еще с ним церемонится! С порожков спустить этого охламона надо. А какой сценарий для больного воображения Архипова!
Настя почти тут же назад в кабинет заходит и дверь за собой прикрывает. Ушел, что ли, так быстро? Нет. Не ушел. Наивно было надеяться. Дверь с грохотом открывается, и он вваливается в класс:
– Подь сюды, я сказал!
– Мужчина, покиньте кабинет!
Чувствую, что волнуется, а лицо – невозмутимое до невозможности. Сам-то я злость еле сдерживаю. То на него посмотрю, то на нее. Как будто жду сигнала какого-то, чтобы с места сорваться. Синица косит в мою сторону. Доходит до него, наверное, что не зря эти два дегенерата у нас за спиной надо мной глумятся.
– Да пошла ты, дура! – рвет глотку этот синяк. – Овца нестриженая!
Подрываюсь и в миг у двери оказываюсь, по дороге только успеваю Настю в сторону отодвинуть. Выталкиваю этого алконавта в коридор. А он о порог спотыкается и с грохотом рылом вперед растягивается. Чувствую по гаму за спиной, что весь класс за мной вывалился. Обступили полукругом. А этот барахтается, а сам буробит на весь этаж: