Странное дело, но о её матери никто никогда ничего определённого не слышал ни от неё самой, ни от отца. На прямые вопросы она не отвечала, потому что сама толком о ней не знала, та куда-то исчезла, когда девочке исполнилось всего 3 года от роду, но точно, со слов отца, не умерла. Осталась лишь старая-престарая фотография, где они были запечатлены все втроём в каком-то парке на лавочке, о которой Фёдор, например, знал лишь понаслышке, но никогда не видел. По внешности дочери, конечно, можно предположить, что мать была настоящей красавицей, однако в его воображении она никак не могла стать живым человеком. В общем выросла папина дочка во вполне нейтральном смысле этого слова.
– У моего отца тоже нечто подобное, правда, на другой почве.
– Хорошо, что напомнил. Я хотела спросить, как твои-то родители поживают, сто лет о них ничего не слышала, – это было чуть ли не единственным приятным воспоминанием из их совместной жизни. Они в своё время очень тяжело переживали развод сына и, по всей вероятности, более даже сочувствовали и поддерживали её, а не его.
– Живы-здоровы, в этом отношении всё в порядке, только отцу мысль одна дурацкая в голову взбрела. Помнишь тот сарай у них на даче, которым ты так брезговала? Так вот он из него жилой дом хочет сделать и там поселиться, видимо, чтобы отдельно от матери жить, хоть и расписывает своё предприятие бог весть как.
– Плохо. Неужели ещё и они разведутся?..
– Нет, ничего у него не выйдет. Он в молодости не смог нормальный дом построить, а сейчас и подавно. Блажь это стариковская и более ничего, от безделья всё пошло, занять ему себя нечем. Я, конечно, не знаю, что у них там с матерью происходит, но разыгрывать шекспировские страсти на склоне лет, думаю, они не станут, так что потихоньку на нет его предприятие и сойдёт.
– Ты уж слишком критично о них отзываешься.
– Не знаю. Мне ещё лет так с 16 начало казаться, что я самый взрослый из нас троих. Глупость, конечно, но тем не менее меня это ощущение так до сих пор не покинуло, хотя уже без юношеского максимализма. Понятно, что поколение иное, но ведь такую непрактичность, граничащую с безалаберностью, как у них, этим уже не объяснить. Вот отец твой, например, почти их ровесник, но ведь ничего такого. Ладно… Вы давно здесь живёте? – спросил Фёдор, оглядываясь по сторонам.
– Квартиру эту я года три назад купила, до того с отцом жить пришлось. Тот, конечно, не против был, но делать что-то всё равно надо, не ждать же, когда он, прости господи, умрёт, и мне жильё его перейдёт, хочется и своей жизнью пожить. Продала, что от нашего с тобой имущества осталось, в основном, конечно, та вот машина «пучеглазая», если помнишь, я совсем ею не пользовалась, к тому же деньги кое-какие на счёте водились, ну, отец, разумеется, кое-что подкинул, тогда у него ещё нормально было, а то бы и на однокомнатную не хватило. Короче, выкрутилась, даже в долги не пришлось залезать. Поняла, наконец, насколько ценно своё жильё иметь. Странно у нас с тобой получилось, когда вместе жили, всё снимали, а как только разъехались, своими углами обзавелись, а ты так вообще сразу.