Всё видится настолько реальным, настолько живым и естественным, что впадаешь в неописуемый ужас и оцепенение, будто произошло нечто невообразимо страшное, когда понимаешь – это лишь мечта. Почему всё оказывается так невозможно, несбыточно, так невыносимо далеко? Если бы существовал хоть намёк, жалкая надежда на возможность обретения с ней счастья, я, наверно, удовольствовался лишь им, но его нет, нет и быть не может, даже поверить в него не получается. И почему бы удовольствовался? только из-за удовлетворённого самомнения, мол, теоретически возможно, однако нужны ещё и кое-какие усилия с моей стороны, которые в данный момент прикладывать не к месту? Я не уверен в этом, я теперь ни в чём не уверен, но, кажется, нет. Отсутствует всё постороннее, на что можно было бы отвлечься, прямо перед моим носом глухая стена, тянущаяся на сколько хватает глаз, даже другая любовь, другое счастье будут той же стеной, будут выходом в другую безысходность и возвращением на круги своя. Вроде и ранее происходили те же сцены, но вполне реальные, наяву, однако содержания, такой повседневной близости и задушевности, присутствующих в моих грёзах, не было никогда, так что дело не в них, а их участнице. И что же теперь мне считать реальным? Ответ очевиден, просто я не в состоянии с ним смириться, и снова и снова, сидя по вечерам дома, возрождаю в голове картины из прошлой жизни, но не могу найти в них ни капли действительных чувств, точнее, ни капли хороших, радостных, спокойных чувств, ведь если и было что-то настоящее, то только плохое, надрыв и разочарование. И я не вправе говорить, что сам виноват в этом целиком и полностью, просто так получалось, почему-то всё всегда оказывалось не на своих местах, как бы мы не старались, и несмотря на 8 лет брака у меня нет опыта семейной жизни, нормальной семейной жизни, без ссор и взаимных обвинений, после которой даже если и расстаются, то хотя бы с чувством взаимного уважения, но обязательно без желания попробовать ещё разок, что частенько случается, когда среди тысяч слов, сказанных друг другу, места для главных так и не нашлось.
Вот и получилось, что настоящей, даже бог с ней с настоящей, нормальной любви у меня, по сути, никогда не было, ведь она строится на обыденном повседневном опыте, который я так отчаянно пытаюсь измыслить. Не знаю, полезны ли подобные признания самому себе, наверно, всё-таки да, пусть и сопровождаются они наигранной чувствительностью, однако возникающая душевная уязвимость оборачивается, с другой стороны, готовностью, может, и решимостью, но, главное, залогом тому, что более мимо подобных чувств никогда уже не пройдёшь. Власть и в то же время отстранённость, в хорошем смысле отстранённость, скорее, именно объективность к самому себе сквозит в сейчас словах, в факте их сказанности, будто спадает непроницаемая пелена, и всё становится просто и естественно, не натянуто, а мягко и органично вплетено в ткань твоей конкретной обособленной жизни. Опять я подобрал осколок своей личности и теперь праздно наблюдаю за тем, как он блестит и переливается в лучах Солнца. И всё ничего, если бы в этом заключалась хоть доля действительности, а не иллюзорность фантазии, но между тем, её как не было, так и нет, так никогда и не будет – есть лишь разрозненные ощущения, предвкушения, что-то ненастоящее, выдуманное, игра воображения, потерянная связь, непонятная и искусственная, от чего порой становится невыносимо тяжело. На что, куда мне смотреть, где и что искать, что делать дальше? Иногда появляется нечто вроде досады за зря растраченные силы, на ненужные душевные переживания, на бессмысленность поисков, которые принесли лишь отрицательный результат. Бывают минуты, на протяжении которых мне совсем не хочется искать ответ на вопрос о том, какое значение имело данное явление моей натуры на последующую жизнь, почему на меня произвёл такое впечатление тот, по сути, отстранённый образ, хоть и имеющий вполне конкретное воплощение, почему вновь и вновь почти насильно я возвращаюсь мыслями к его совершенству и никак не могу чего-то оставить, чего-то простить, раз уж действительно она так далека от меня.