Сон разума (Левченко) - страница 122

– Здравствуйте, Фёдор. Что это вы здесь делаете? – Казалось, он даже испугался, однако обычная бестактность его как всегда не покинула. Сколь, должно быть, часто они ссорились с женой.

– Так, ничего особенного, на мероприятии присутствовал, – тот немного расслабился. – Послушайте, вы бы не могли передать это вашей «звезде»? – И Фёдор с явным сожалением протянул ему свою драгоценность.

– Да, разумеется, – Семёнов облегчённо вздохнул, – конечно передам, давайте. Она там, на третьем этаже; до сих пор цветы носят, – зачем-то прибавил он полнейшую и очевиднейшую нелепость, после чего повернулся и быстрыми неслышными шагами по мягкому ковровому покрытию направился к служебной лестнице в конце коридора. Обоим и в голову не пришло осведомиться друг у друга, как вообще дела и т.п.

Когда Фёдор расстался с пакетиком, ему вдруг сразу всё обезразличело, на душе стало пусто, и абсолютно машинально, даже не попрощавшись с Семёновым, он повернулся, чтобы уйти из обезлюдевшего здания. Но неожиданно через приоткрытую дверь, из которой тот так осторожно выходил минуту назад, он увидел Настю, которая торопливо подкрашивала губы на слегка раскрасневшимся личике, держа в руках маленькое зеркальце с пудреницей. Выглядела она хорошо, только волосы слегка растрепались, и юбка была высоковата, кокетливо-высоковата, что, на самом деле, несколько подпортило её внешний вид. Настя стояла плечом к двери, почему заметить его никак не могла, он же вполне её разглядел и… и прошёл мимо. Уже спускаясь по лестнице в холл, который к тому времени окончательно опустел, Фёдор совсем о ней забыл, в голову не лезла ни одна мысль. Он вышел на улицу и бессознательно направился домой. Только пройдя три с лишним квартала, он внезапно очнулся словно среди ночи от тяжёлого сна, после которого потом глаз невозможно сомкнуть. Нельзя передать, какая тяжесть разом легла на его сердце. Остановившись посреди тёмной безлюдной улицы, на тротуаре, у высокого бордюра, за которым невнятной массой серел газон в слабом свете редких фонарей, он беспокойно озирался по сторонам, будто ища поддержки, сочувствия своему неизмеримому горю у унылых домов, однако в чём она могла бы заключаться, не давал себе отчёта. Через несколько минут Фёдор заметил, что идёт проливной дождь, что он промок до нитки, и тело его не шуточным образом трясёт от холода. Голова вдруг и сильно разболелась, в мозгу стали вязнуть гадкие мысли, захотелось мгновенно оказаться в своей тёплой квартире, идти до которой тем не менее было ещё далеко, и он сделал то, чего не делал уже долгое-долгое время – он побежал.