– Ну, что там у вас? – спросил Фёдор, спокойно выпрямившись в кресле и дружелюбно смотря ей в глаза; приступ мизантропии начал проходить.
– Вот, подписать надо, – и секретарь начала привычно шурудить цветными закладками.
– Хорошо, давайте, – сказал он, беря папку из её рук, но не выказывая никакого особого участия. Пока Фёдор сидел, нагнувшись над бумагами, и ленивой рукой черкал свою подпись, она то ли от неожиданности, то ли от искреннего сердечного участия, то ли просто по-молодости вдруг сказала:
– Вам бы отпуск взять, Фёдор Петрович, – и тут же запнулась, покраснела, желая сразу исправиться, прибавила, – вы выглядите очень плохо, – стало ещё хуже.
– Да, Дарья Ивановна, – снисходительным начальническим тоном произнёс он; той, между прочим, было 24 года, – давно пора, – ответил Фёдор, не отрываясь от своего занятия, быть может, даже не расслышав произнесённых ею слов, однако она немного приободрилась из-за того, что сказала нечто уместное.
– Возьмите, – он подал ей папку обратно. – Там кто есть?
– Нет, никого.
– День хороший, опять, небось, курить по лавочкам разбежались.
– Нет, почему? Все на месте. Я думала вы про…
– Ну и дураки, в такой день не работать надо.
– Это уж как скажете, Фёдор Петрович.
– Я-то что? Я такой же нанятый… – он не договорил и, вопросительно посмотрев на секретаря, прибавил, – что-то ещё?
– Нет, ничего.
– Тогда чайку, пожалуйста, и от головы что-нибудь. У нас тут бывает что-нибудь от головы?
– Нет, но я свою дам, всегда с собой ношу. А сильно болит?
– Порядком, не высыпаюсь почему-то, бессонница замучила.
– А, может, вам к доктору?
– Может, и к доктору, но сейчас, пожалуйста, только чай и таблетку от головной боли.
Она быстро сообразила и сразу же вышла.
Вообще-то работы как всегда было достаточно хоть и рутина, однако делать что бы то ни было ни сейчас, ни завтра, ни послезавтра, ни когда ещё ему не хотелось; после внезапного пароксизма человеконенавистничества вдруг сильно потянуло на улицу. Этого странного чувства Фёдор не испытывал давно, с юности, когда кажется, как где-то там, за окном происходит всё самое важное, самое интересное, пусть и не понятно, что именно, главное, что не здесь, где ты сидишь, испытывая тревогу от попусту растрачиваемого времени, а в другом неизвестном месте, и от неизвестности зуд становится ещё сильнее. Хочется куда-то вырваться, кого-то встретить, чем-то заняться, но не тут, тут – обыденность и определённость, а там… там грезится иная, новая жизнь, душевный подъём и сбытие всех-всех мечтаний. – В сих наивных чувствах после дежурных сантиментов с секретаршей генерального директора, он постучался к нему в кабинет.