Ну, а в итоге обнаруживается занятная перемена: то мне казалось, что я и себя, и всю свою жизнь в целом, стремясь здраво взглянуть на неё со стороны, воспринимаю смутно и чуждо, не участвую в ней, она меня не касается и никоим образом не является воплощением моей натуры, однако затем вдруг как-то так вышло, что я стал единым целым, стал тем, что есть, без какого-либо желания выходить за свои пределы, остальное отошло на второй план, померкло и превратилось не более, чем в условность, на которую при желании можно не обращать внимания. А теперь? Теперь вновь начала ощущаться та же настоятельная необходимость смотреть на себя со стороны, хотя бы для объективности, и ещё для того, чтобы понять источник своих устремлений, вернуться к началу и решить вопрос, каким образом жить далее, ведь всё предыдущее оказалось иллюзией. Эх, как горько говорить себе прописную истину о том, что нет раз навсегда установленных истин, тем более когда речь заходит о человеческой личности. Следовать ли мне житейским правилам, принимать ли на веру то, чего я до сих пор не сподобился понять, быть посредственностью и серединой (чуть выше, чуть ниже – всё равно) или… или уж и не знаю что? На самом деле, причудливо так рассуждать, рефлексировать о том, что должно решаться само собой, да ещё испытывать вполне понятное желание жить (именно не патетическую жажду, а желание). Но если действительно имеет место последнее, то тогда уж либо радость, либо мужество (вот новую житейскую мудрость вымучил). Сейчас, видимо, время для мужества.
Завтрак нужно было готовить, и сделал это Фёдор от души, с чувством и толком, после продолжительного и приятного сна на новом месте, очень, как оказалось, тихом и спокойном, когда утром не будят машины, снующие по улицам чуть ли не с пяти часов, или соседи сверху, собирающие детей в школу, а сами – на работу, стуча копытами в постоянной спешке. Несмотря на слабую ломоту в конечностях от начавшейся простуды, сопровождающуюся прелестями в виде заложенного носа и лёгкого жара в груди, он твёрдо решил обойти сегодня окрестности, ознакомиться с местностью, чтобы сразу с плеч долой, над душой не висело, будто это было служебной обязанностью, и Фёдор приехал сюда не отдыхать, или таил надежду увидеть нечто существенное в сём обыкновенном месте, за невнимательность к чему стоило бы себя корить. Так или иначе, но захрустевший в полной тишине белый гравий узкой тропинки под ногами, ведущей к воротам, лязг запора на калитке, и вдруг Солнце, ударившее в глаза уже с юга, открывшийся вокруг пейзаж (ничего особенного, но для городского жителя довольно необычный), который Фёдор не успел вчера рассмотреть, показались ему маленьким чудом, наполнили сердце спокойствием, очень преждевременным, но от того не менее приятным. Все его скорбные ощущения неразрывно слились с окружавшей обстановкой, посему с её кардинальной переменой начало казаться, что волей-неволей рассеиваются и они, как будто пыльные тротуары, аллея, выглядевшая островком зелени среди груды нагромождённых камней, квартира, при воспоминании о которой становилось слегка тягостно, и возникало чувство скованности, были не более, чем иллюзиями, растворяющимися во мраке прошлого. Ощущение спокойствия длилось лишь пару минут, в конце концов оно испарилось после нескольких вздохов полной грудью и неподвижного обозрения местности, и Фёдор с головой погрузился в своё намерение.