- Я вижу, ты…э-э… великий воин, и сидеть рядом с тобой рядом для меня великая честь, – осторожно начал он. – Но я не знаю твоего имени, смелый юноша. Кто ты? Откуда? Сколько тебе лет? Кто твой отец?
- Я принц Зар, наследник Ченский, из страны Регейцев, Пакефиды, – развязно сообщил принц, вертя пустую чашу меж сильных пальцев столь же просто и легко, словно она была из тончайшего и легкого стекла. Опасные глаза его немного притухли и не были уже столь пугающи, что показало Чету, что гость уже опьянел.
Гость тоже это понял и ухмыльнулся:
- Хорошее вино; чье оно?
- Местное, – Чет ничуть не смутился под озорным взглядом принца: вино было из подвалов короля Андлолора, одна из последних бочек, та, что чудом уцелела после ночи завоевания.
Пьяный мозг позволил себе расслабиться. Нет, никуда и ничего не плыло, все было на месте. И лишь жгучая тоска ощущалась сильнее, да словно твое «Я» было вырвано из пространства и времени и жило пульсирующим комком.
Плохо. Все было плохо. И холодное сердце, уступало место человеческим чувствам, и хотелось выть, и было тяжело в груди, и забывалась капля Драконьей крови, и смешивались воедино запахи и звуки, и непомерная тяжесть ложилась на плечи…
О, как трудно быть беззащитной маленькой женщиной, которую никто не любит, которую отвергли все – и за что? Некрасива? Чушь! Необразованная? Ерунда!
Просто в ту ночь все оставили меня, и никому нет дела до блистательной некогда принцессы, перед которой все преклонялись…Так тяжело! Нечем дышать…о, вино, воистину – ты худший из врагов! Зачем пила? Ну, зачем же я пила? Неизвестно. Хотела сбросить груз с души. А не выйдет. Хотела разогреть холодное сердце? Вином? Глупая!
Любовью греют сердца. А твоя любовь…это нереальная мечта, заоблачная страна, которая может лишь присниться. И потому тебе плохо. Отец и мать мертвы, брат – тоже. Друзей нет. Боги, боги, что творится?!
- Но ты, принц, не до конца ответил на мой вопрос, – голос Чета разорвал липкую мглу тяжелых мыслей, выплыл откуда-то сбоку.
- Ах, да, – собственный голос казался чужим, неестественным, и собственная рука, потянувшаяся к виноградной грозди, была словно неживая. – Меч я взял в прошлом году, мне пятнадцать лет отроду.
Сказала – и удивилась; какая мерзкая ложь! Зачем солгала? И кто это, собственно, соврал? Не-ет, это говорила не я, это говорил Дракон во мне, хитрая и осторожная тварь. Меч я брала и в прошлом, и в позапрошлом году… Мне уж девятнадцать, но юноша в девятнадцать выглядит немного мужественнее, чем я, потому наврала… Ах, как хочется плакать! Почему? Вино что, гасит Драконью искру? А хоть бы и так. Хочу плакать – когда плакала я в последний раз? Не помню; и потому так тяжело на сердце. Да что со мною? Вижу перед собой лица… Но они так далеки… Любимые лица…Увы, я не властна приблизить их. Тише, тише лишь бы не сболтнуть лишнего…Эх, зачем же я пила? Все как в тумане… Не помню, ничего не помню… Кто я? И я одна…И хочется плакать, выть, биться о стены! Ты, подлый убийца, я выпущу твои кишки и намотаю их тебе на шею за то, что никто не приласкает меня, и никто теперь не любит меня! Я одна, одна… Боги, что подмешано в это зелье?! Я одна, столько лет одна, а те, что вокруг меня – они не в счет. Они лишь вокруг меня, но не со мной, и я одна…