В самый последний момент она кинула под колеса «ягуара» свой бедненький флакончик с шарфом, и яркая голубая вспышка взметнулась над тротуаром… Невероятно!!! Подруги с визгом полезли к ней целоваться, а она, ошарашенная, растерянная…
Бог коснулся её!!!
Коснулся – и засмеялся; он увидел её счастье и был рад , что доставил его… Какой чудесный смех, какие добрые глаза!!! В этот момент она растворилась в своем благоговении и безграничной, преданной любви – о, как она любила! И исчезли из её сознания и работа, и любимица-катана, и даже псих, обещавший её убить, да что–то так и не собравшийся.
Она – неудачница! – была выбрана Богом!
Ей повезло. Впервые. Она любила.
**************************************
Н-да. Это, оказывается, еще хуже.
Хуже сна?
Во сто раз.
Ну, и что было потом?
Потом? Ну, все было нудно и скучно. Она попала на концерт (редкостное везение!), слушала любимый голос, видела любимое лицо – все, как положено. Потом ей удалось попасть за кулисы, к его гримерной – опять повезло…
И..?
Ну, и …
*************************************
Дверь открылась резко, и Бог буквально выскочил на неё, гневный и прекрасный.
- Подпишите, – она, растерянная, сияющая и немного испуганная, протянула ему карточку и авторучку, но сильный удар руки, от которого безвольно повисла кисть, выбил протянутую ему карточку.
– Как сюда попала эта девица?! – голос Странника был резкий, страшный, и она замерла от ужаса и … отвращения. Любимое лицо было искажено омерзением и было вовсе не добрым, а у глаз залегли издевательские морщины. – Уведите её сию секунду!
– Но я всего лишь хотела… – дюжие охранники, примчавшиеся на его крик, схватили её под руки.
Он резко перебил её:
- Вы все чего-то хотите! Надоели! Никого не пускать – я же приказал!
И он со злостью растоптал карточку, валяющуюся на полу, и захлопнул дверь.
Её вытолкали на пустую улицу; двери снова зло хлопнули за её спиной, и она, едва не упав от толчка, осталась одна.
Слезы жгли ей лицо, и душа была растоптана, как карточка.
Вот и все.
Здесь ей тоже не повезло. Неудачница.
Влюбилась в яркую обертку, картинку, искусственную улыбку и искусный макияж; а потом узнала, что он – мерзость.
Может, он просто устал? Был обижен, раздражен? А не все ли равно? Он ведь оттолкнул, выгнал, выбросил… Но потому записывать любимого человека в мерзавцы? А он стоит того. Она ведь видела его лицо – лицо человека, который ел яблоко и вдруг увидел в нем, в его нежной мякоти, мерзкого слизняка. Увидел – и с наслаждением раздавил, порадовавшись предсмертной агонии. Таких лиц не бывает у людей, у добрых людей.