Кажется, Шагинян протестовала против этих искажений, но безрезультатно. Сходство фильма с романом почти исчезло.
Я изображала вторую жену миллионера, молодую, но довольно свирепую даму, безнадежно влюбленную в фашиста Чиче, превратившего ее в слепое орудие своих планов.
Удивительно емкий павильон на Масловке вмещал апартаменты американского капиталиста, будуар его жены, редакцию газеты, холл, зал заседаний, таинственную лабораторию и т. д. Декорации выглядели довольно эффектно, в несколько формалистическом плане.
Съемки начались со сцен в будуаре миссис Стронг, то есть у меня; мне предстояло вместе с Чиче «убрать» незаконного сына моего покойного мужа, умерщвленного тем же самым фашистом Чиче. Для этого решено было похитить у заботливой старшей сестры, героини фильма, мисс Менд ни в чем неповинного пятилетнего мальчика и угостить его заранее отравленным яблоком. В павильон привели чудесного, румяного бутуза. Мальчику объяснили:
— Ты боишься вот этой тети и вот того дяди; ты просишь, чтобы тебя отпустили домой, ты кричишь и плачешь.
— Я никогда не плачу, — ответил мальчик.
— Очень хорошо… Умница… А теперь ты все-таки поплачь.
— Не буду.
— Этот дядя злой, ты боишься дяди.
— Я никого не боюсь, — гордо ответил маленький актер.
Долго возились с ним Оцеп и Барнет. Наконец, они прибегли к последнему средству: попросили его мать сделать вид, будто она уходит из павильона, и сказали:
— Боренька, твоя мама ушла домой и бросила здесь тебя одного.
Тут мальчик заревел благим матом, вырвался из рук миссис Стронг и Чиче и бросился разыскивать свою маму. За ним ассистент, помреж, костюмерша… Наконец мать принесла его плачущего на руках, и тут режиссеру удалось найти подходящий момент для съемки — мальчик, рыдая, повторял:
— Мама, не уходи, мамочка!
Получилось очень хорошо и правдиво.
Вскоре павильонные съемки пришлось прервать — нужно было снимать улицы и набережную в Ленинграде, затем в Одессе, то есть конец второй части и середину первой.
К сценам с мальчиком вернулись через два с половиной года. В той же декорации Чиче — С. П. Комаров и я — миссис Стронг ждем нашего малютку. И вдруг с такой же молодой и приветливой мамой появился худой и длинный чернявый парень.
— Сколько же тебе лет? — спросил оторопевший Оцеп.
— Девятый, — ответил «малюточка басом».
— Нет, нет, ему семь, ему только на днях исполнится восемь, — торопливо поправила мама.
— Гм… странно, — заметил Оцеп, — я бы его не узнал… Почему-то никто из нас не изменился за это время.
— «Гражданка, за время пути собачка могла подрасти», — шепнул мне Розен-Санин.