Услыхав столь откровенное признание, – Княжич посмотрел на Надьку с крайним изумлением.
– Чего уставился, иди, гляди своих коней, – презрительно сказала та и первою вошла в загон. Учуяв своего хозяина, Татарин радостно заржал.
– Твой конь?
– Мой.
– Смышленый, весь в тебя, – шаловливо подмигнула любимица мурзы. – Купил его иль с бою взял?
– От жены достался.
– Так ты женат, поди и дети есть.
– Есть сын, Андрейка, – с гордостью поведал Ванька. Увидав, что Надька завалилась на охапку сена и расстегивает шубу, он осуждающе добавил: – Прикройся, не то застудишь передок и не сможешь ни детей рожать, ни мурзу ублажать.
– Не беспокойся, ублажу, а детей рожать наложницам нет надобности, от них, ублюдков, маята одна. И вообще, я только раз была беременна, кстати, от тебя, поганца.
– Так у нас что, дите есть? – вновь воскликнул Княжич.
– Никого у нас с тобою нету, плод я вытравила, наверно, оттого и пустоцветом сделалась.
– Как так вытравила? – упавшим голосом переспросил есаул.
– Что да как, какая разница? Ты, чай, не девка, тебе сия наука вряд ли понадобится, – с гадючьей злобой прошипела женщина, но в глазах ее при этом блеснули слезы.
– Тогда рассказывай.
– О чем?
– О том, как докатилась до жизни эдакой, – усаживаясь рядом с бывшей полюбовницей строго приказал Иван. Да какой там полюбовницей, считай, женой, ведь почти год вместе прожили.
– Отчего ж не рассказать, коль есть о чем, – привалившись к Ваньке под бочок, покорно согласилась Надия. – Не сердись, я ведь только дома поняла, что пребываю в тягости, – пояснила она.
– А почему ко мне не возвернулась?
– И что бы я в станице вашей делала? С сосунком возилась да с войны тебя ждала, как твоя матушка? Ну уж нет, это не по мне.
– Конечно, дитя убить да в блудницы податься гораздо веселей, – недобро усмехнулся Княжич.
– А как еще мне было поступить? Хоть хана Крымского сынок, которому меня отец просватал, и оказался глупей барана, но все одно бы понял, что дите-то не его, а так я даже за девицу сошла.
– Как же ты наш грех сподобилась прикрыть? – удивился Иван.
– Много будешь знать, скоро состаришься, – строго осадила его Надька и, в свою очередь, насмешливо сказала: – До чего ж ты, Ваня, любопытен к нашим бабьим хитростям. Сразу видно, возле мамки рос, непонятно, как ты воином сделался.
– Наверно, жизнь заставила, – нисколько не обидевшись, задумчиво промолвил есаул.
– Ну а меня она, с твоею помощью, продажной сукой сделала, как говорится, каждому свое. Одним словом, с замужеством все гладко обошлось, и зажила я, словно птица в золоченой клетке.