Поначалу перебежками, затем ползком казаки добрались до шатра. По обе стороны от входа в обитель предводителей сибирцев стояло по большой юрте, а между ними полыхал костер, у которого скучала пара промерзших до костей охранников.
– Напрочь обнаглела татарва, всего лишь двух бойцов в карауле оставили, остальные, видно, спят, – обрадовался Ванька. Обернувшись к Бешененку, он спросил:
– Ты как, стрелою бить еще не разучился?
– Навык, с детства обретенный, не прогуляешь, – насмешливо заверил тот.
– Ну что ж, тогда пошли.
Подкравшись к стражникам шагов на двадцать, казаки изготовились к стрельбе.
– В горло бей, чтобы не вскрикнул, – стал напутствовать Максимку Княжич.
– Не учи ученого, – сварливо огрызнулся юный есаул. Их стрелы, верно, отыскали цель. Не издав ни звука, оба стражника упали в костер.
– Ну как? – поинтересовался подбежавший к ним Мещеряк.
– Пока все тихо. Ты, Василий, с Максимом и Андрюхой тех, что справа на себя возьми, а мы с Семеном налево пойдем, – распорядился Иван.
Уже стоя возле юрты, из которой доносился храп сибирцев, Соленый робко вымолвил:
– Иван Андреевич, может быть, шумнем чуток, негоже как-то сонных убивать?
– Ты, парень, Митьку с горлом перерезанным не видел, а то бы так не говорил, – одернул его Ванька, однако тут же одобрительно похлопал парня по плечу. – Ладно, здесь постой, я и один управлюсь, но ежели кто выскочит, смотри, не упусти.
Широко перекрестившись и прошептав «Прости меня господь», Иван шагнул во вражье логово. Кляня себя за малодушие, Соленый встал у входа с обнаженной саблею в руке. За стеною юрты прозвучал задорно-злобный Ванькин голос:
– Просыпайтесь, сволочи, ваша смерть пришла, – видать, в последний миг он все же не сумел попрать законы чести воинской, затем послышалась возня и сдавленные, предсмертные вскрики. Через несколько минут все было кончено.
– Как там наши? – поинтересовался Княжич, вытирая о снег свои клинки. Его кунтуш был весь забрызган кровью, а взгляд не полыхал привычной разбойной лихостью, Семен приметил в нем усталость и печаль.
Между тем дела у их собратьев шли чуток похуже. Один из нехристей сподобился вырваться из юрты, объятый диким ужасом он бросился бежать куда глаза глядят. Гнаться вслед за обезумевшим от страха человеком не имело смысла, поэтому Луню пришлось пальнуть ему вдогон. Бешененок, как обычно, без малейшего зазрения совести ругнул своих старших товарищей и метнулся в шатер, но тут же вылетел обратно, сбитый с ног здоровяком ордынцем. По позолоченному шлему, который был на голове татарина, Княжич сразу же признал в нем Маметкула. А царевич между тем что было сил помчался к коновязи. Иван шагнул за ним, однако не совсем еще зажившая нога подвернулась, и он взял у Соленого его заветную пищаль. Поначалу Ванька вознамерился всадить татарину промеж лопаток пулю, так оно верней, но тут же передумал. Нет, это для тебя уж слишком просто будет, и под яростные крики Бешененка, утирающего свой разбитый нос, пальнул по шлему. Уже успевший вскочить в седло царевич упал ничком на снег.