Как только Лунь ушел, Маметкул почти что с завистью промолвил:
– Хороший у тебя слуга, мне б такого.
– Никакой Андрюха не слуга, он мой приятель давний. Мы с ним с шляхетскими гусарами рубились, а это воины не чета твоим уланам.
Маметкул обиженно умолк, Иван же принялся кромсать ломтями мясо. Накрыв на стол, он шутливо вопросил:
– За своих бойцов, никак, обиделся, так это зря, на правду обижаться грех. Поляки воины от бога, они наш полк тогда наполовину истребили. Хотя твои уланы тоже ничего, супротив ногайцев с крымцами намного лучше бьются.
– А ты и с ними дрался?
– Я, брат, со всеми воевал, даже с чертом, – насмешливо ответил Ванька, вспомнив подземелье на берегу Двины. – Давай-ка ешь, а то речами сыт не будешь, – предложил он Маметкулу.
И молодые воины, царевич был постарше Ваньки года на три, а то и меньше, навалились на еду с жадностью матерых хищников. Почуяв жажду, Княжич подошел к кадушке, что стояла возле двери, но та была почти пуста.
– Похоже, впрямь придется разговеться, воды-то нет, – сказал он, наполняя кружки из принесенного Лунем кувшина.
– Мне пить вино аллах не дозволяет, – прикрыл ладонью свою чарку царевич.
– А мне Ермак. Уж шибко лихо погуляли мы с Иваном, когда сюда приехали, – признался Ванька, затем насмешливо спросил: – Так что же, так и будем солониною давиться всухомятку?
– Не знаю, – пожал плечами изумленный пленник. Разговор с казачьим атаманом становился для него чем дальше, тем все больше интересен.
– Вот так всегда у нас, каждый раз приходится меж законом и здравым смыслом выбирать.
– И как же вы живете?
– Так и живем – то нельзя, это нельзя, но если очень хочется, все можно. Не сомневайся, пей, татарин, я твой грех перед аллахом на себя беру.
Отчаянно взмахнув рукой, Иван единым духом осушил свою кружку. Маметкул невольно покорился и опасливо, мелкими глотками принялся вкушать дьявольское зелье. Испив хмельного, Княжич погрустнел. Одарив царевича суровым взглядом, он спросил:
– Ну а теперь рассказывай, как друзья мои, Иван и Ян, смерть приняли?
– Да как обычно воины помирают, – с печалью в голосе, но без малейшей робости ответил Маметкул. – Когда мы на реку спустились, они на ноги поднялись и начали стрелять из этих вот пистолей, – кивнул он на так и не прибранное Ванькой оружие. – Карачу чуток поранили да улана одного убили, тогда мурза и повелел их с луков застрелить.
– Стало быть, особо над братами над моими не глумились?
– По крайней мере, я, – уверенно ответил Маметкул. – А мурза?
– А вот об этом сам его спроси, когда поймаешь, – рассказывать о том, как Карача резал голову Кольцо, у отважного ордынца не то, чтоб не хватило мужества, просто это очень походило на пусть и праведный, но все-таки навет.