– Удалась твоя задумка, атаман. Я, признаться, поначалу не верил, что осаду сможем снять, да еще столь малой кровью, – приобняв Ивана за плечо, проникновенно вымолвил Ермак. – Эвон, как побитые собаки, поплелись.
Это действительно была победа, самая лихая и бескровная за весь поход дружины Ермака в Сибирь, но, к сожалению, последняя.
– А бойцов у нас и вправду маловато. Вот с делами малость разберемся, и снова надо на Москву посольство отправлять. Ты как, не возражаешь быть посланником?
– Да почему бы нет, – пожал плечами Ванька. – Кольцо вон дважды приговоренный к смерти не побоялся заявиться к Грозному-царю, а у меня пока всего один лишь приговор.
Ближе к осени Иван действительно отправится в Москву, но не с посольством, он уведет на Русь всех тех, кто уцелеет.
58
Домой вернулся Княжич, как и обещал, к обеду с казанком заправленной лосиным мясом каши и бадейкой ключевой воды. Поднимаясь на крыльцо, он услыхал печальный Надькин голос:
– Вот так меня насильно в Крым-то и просватали.
При появлении хозяина сидевшие бок о бок на лежанке Надия и Маметкул встрепенулись, но Ванька дозволительно махнул рукой, сидите, мол, чего всполошились.
– Я тут еду принес, давайте трапезничать, – предложил он, ставя казанок на стол. Подруга юности проворно вскочила с лежбища, глянула на угощение. Поморщившись, она язвительно сказала:
– Ты б, Ваня, кашеваров своих выпороть велел, или вовсе руки им поотрубить. Опять все пережгли, – затем направилась к печи, налила в миску какого-то варева и, поставив перед Ванькой, предложила: – Отведай лучше моей стряпни.
Хлебая вкусную, благоухающую какими-то приправами рыбную похлебку, Иван насмешливо спросил:
– Не отравишь?
– Нет, ты мне живой покуда нужен, – в тон ему ответила Надька.
– Это для какой же надобности?
– А вон царевичу поможешь на Москве службу получить достойную.
«Видно, поняла, что ей Ермак не по зубам, за царевича теперь решила взяться», – догадался Ванька. Взглянув на средний палец своей правой руки, который украшал подарок Годунова, он коротко заверил:
– Помогу.
Наевшись вдоволь, Княжич начал собирать пожитки. Из своего нехитрого хозяйства он взял лишь образ Богородицы с лампадой, знамя Хоперского полка, одежду да оружие.
– Уходишь все-таки? – с явным сожалением промолвил Маметкул.
– Сам же говорил, что тошно на меня смотреть, а думаешь, мне легче, – шаловливо подмигнул ему Иван.
Царевич криво усмехнулся:
– Было дело, говорил, – и неожиданно спросил: – Иван, мне Надия сказала, что ты ордынцев ненавидишь из-за матери, но ведь жену твою свои же, русские, сгубили. Так, может, суть не в том, казак ты иль татарин, а в том, каков ты человек?