– Хватайся за руку, – раздался голос Бешененка. ухватив Максимкино запястье, Княжич поднял голову. Во взгляде есаула ему почудилось что-то недоброе.
«Наверно, Надьку вспомнил. Нет, скорей, отца», – подумал он и, разжав пальцы, снова бултыхнулся в воду, однако ловкая рука Максима тут же ухватила его за волосы. Нещадно матерясь, Бешененок затащил Ивана в струг. Более-менее потребным был лишь конец пламенной речи есаула:
– Ну и сволочь же ты, Ванька. Думаешь, что только у тебя есть совесть?
– Мне показалось, ты отца своего вспомнил, – растерянно промолвил Княжич.
– Ну вспомнил. Ну и что с того, – сердито огрызнулся Бешененок. – Давай-ка раз и навсегда договоримся. Я за батьку на тебя зла не держу, а даже благодарен, что ты убил его. Иначе рано или поздно мне б самому убить родителя пришлось.
– За что?
– За маму, за кого ж еще-то отца родного можно порешить.
– Зачем же ты тогда в меня стрелял? – изумленно вопросил Иван.
– Вроде бы и умный человек, а вопросы задаешь дурацкие. Отец же все-таки, – пояснил Максим и в свою очередь спросил: – Что с атаманом?
– Утоп Ермак. Ты меня вытянул, а я его не смог, – ответил Княжич, уткнувшись головой в колени. Хуже чем сейчас, Ванька чувствовал себя лишь после гибели Елены.
– Не казнись, твоей вины тут нету, – заверил есаул. – Неча было в государевой кольчуге щеголять, а уж тем более в ней вплавь пускаться. Давай-ка приходи в себя да принимай начальство. Теперя вся надежда только на тебя осталась.
С благодарностью взглянув на Бешененка, Иван поднялся на ноги и начал отдавать распоряжения. Впадать в тоску было не ко времени. Уж если после погибели Кольцо с полусотнею бойцов татары тотчас же пошли на приступ, то теперь-то и подавно Кучум не станет медлить.
– Прикажи поставить паруса да приналечь на весла. Завтра надо непременно быть в Искере, иначе хан опередит.
– Паруса поставим, а вот на весла налегать особо некому. У нас на струге вместе с нами семеро осталось, не думаю, что на других иначе, – посетовал Максим.
– Пускай уж постараются казаки, ладьи бросать никак нельзя, нам на них еще из этой богом проклятой Сибири выбираться предстоит, – ответил Княжич.
И все-таки четыре струга, на которых было лишь по несколько пушкарей, пришлось затопить. Вскоре крепко поредевший казачий караван, подгоняемый попутным ветром, двинулся к крепости.
64
Караче опять повезло. Пуля Ваньки угодила в толстую серебряную пряжку, которая украшала его пояс и крепко сотрясла нутро, так что чувств лишился, но не убила. Кривясь от боли, мурза шагал позади хана, рассматривавшего поверженных врагов.