– Почти три сотни казаков убито, хвала аллаху и тебе, мой повелитель, – угодливо промолвил Карача. Кучум взглянул на верного слугу своими воспаленными глазами, в которых не было не то, что торжества, а даже радостного блеска, и, тяжело вздохнув, ответил с явным разочарованием:
– Три сотни – это хорошо, но Ермака и белого шайтана среди них нету. Пойдем на берег, поглядим, что сбежавшие урусы делают.
Выйдя к Иртышу, они увидели казачьи струги, над шестью передними ладьями развевались паруса, а четыре задних медленно погружались в воду.
– Зачем они их топят? – изумился Сибирский царь.
– Видать, в Искер торопятся неверные, вот и топят опустевшие ладьи, на все десять у них теперь гребцов недостает, – пояснил Карача. Стараясь избежать грозного взгляда повелителя, он отвернулся в сторону и углядел невдалеке прибитого к берегу речными волнами мертвеца. Утопленник был облачен в добротный панцирь, украшенный двуглавым золотым орлом. Такого же орла коварный старец уже видел на груди у белого шайтана, которого и по сей день считал посланником русского царя. Забыв про свою боль, мурза метнулся к мертвецу и сразу же признал в нем Ермака.
– Сбылось, сбылось аллаха повеление, – завопил он, вскинув руки к небу.
Кучум не столь стремительно, но тоже подошел к утопленнику и строго вопросил:
– Кто это?
– Сам Ермак, – ответил Карача, припадая на колени.
– Вели его на берег вынести, – распорядился хан.
Мурза дал знак телохранителям, те подхватили тело атамана, привязали к дереву и с радостными криками принялись расстреливать из луков, видать, надеясь глумлением над мертвым врагом обрадовать повелителя, но Кучуму было не до угодливых рабов. Прикрыв ладонью воспаленные глаза от яркого утреннего солнца, хан пристально глядел вслед удаляющемуся казачьему каравану. Лишь когда струги скрылись из виду, он обратился к Караче.
– Да, торопятся урусы, хотят Искер к осаде подготовить, нам тоже надо поспешать.
– Не печалься, повелитель, пускай торопятся, по разумению моему, казаков и двух сотен не осталось. Дня за три соберем все войско и ударим по неверным. Теперь на одного уруса сотня наших воинов приходится, тут уж никакие пушки не спасут, – хвастливо заявил Карача. – Да и вряд ли казаки в осаду сядут, скорей всего, они уйдут.
– Куда уйдут? – встревожился Кучум.
– Откуда и пришли, в свою Московию. Наверняка у них теперь атаманом – Княжич станет, что шайтаном белым прозван, а он в Сибирь попал не по своей охоте, как Ермак или Кольцо, Бегич сказывал, мол, за какие-то грехи царем Иваном сюда сослан, стало быть, ему эта война не шибко в радость. К тому же Ванька жизнь своих друзей всего превыше ценит, и вряд ли станет их на верную погибель обрекать, уж он-то распрекрасно понимает, что Искера им никак не удержать.