– Здравствуй, княже, что с тобой на этот раз случилось?
– Да вот, погреться к вам заехал, морозец нынче шибко лют, – как можно более равнодушно ответил Трубецкой.
– И куда ж ты на ночь глядя в путь отправился7 – поинтересовался атаман, он уже прекрасно понял, что зачемто нужен князю Дмитрию.
– Государя повеление исполнять иду. Это ты у нас казак привольный, а я всю жизнь царям служу. Вот получил приказ схватить Заруцкого с его полячкой да доставить на Москву, – печальным голосом ответил Трубецкой.
– Так вы же с ним друзья. Надо было отказался. Неужели у царя другого воеводы для такого дела б не нашлось, – возмутился Княжич.
В ответ ему князь Дмитрий назидательно изрек:
– В этой жизни, Ваня, нет ничего вечного. Ни друзей, ни врагов.
– У кого как, – не согласился атаман. – У меня, к примеру, вовсе по-иному. Уж друг так друг, а враг так враг.
– И что, никто из сотоварищей твоих тебя не предавал? – не поверил Дмитрий Тимофеевич, причем настолько искренне, что Иван на несколько мгновений усомнился в правоте своих речей. Напрягши память, он попытался отыскать предателя среди друзей, однако в голову пришел один Захарка Бешеный, который был ему всего лишь атаманом, но никак не другом.
– Да нет, такого не припомню, – пожал плечами Княжич.
– И даже бабы, – кивнул князь Дмитрий на Ирину.
– А уж они-то и подавно, – усмехнулся атаман.
– Верю, помню, как она тебя спасать с пистолью в кремль явилась. Везунчик ты, Иван Андреевич, видать, не зря казаки говорят, что Княжич, мол, заговоренный, – откровенно позавидовал Трубецкой и все трое дружно рассмеялись.
– Ирина, собери на стол, – попросил Иван жену. Как только та ушла, он обратился к Трубецкому. – Тебе вправду государь велел схватить Заруцкого с Мариной и на Москву доставить?
– Почти что так. Приказано очистить Коломну от мятежников, а там уж как получится.
– Слава богу, – обрадовался Княжич.
– Да ты, никак, судьбой Заруцкого и его злодейки опечалился? Так это зря, он тебя не шибко жалует, коль попадешься ему в руки – не помилует, поверь мне на слово, – вкрадчиво промолвил Дмитрий Тимофеевич, всеми силами стараясь скрыть обуревающую его радость. Он уже понял – атамана уговаривать не надо, тот сам готов рискнуть своею буйной кучерявой головой.
– Плевал я на Иван Мартыныча, но у него же в войске более половины голытьбы, они ж совсем недавно стали казаками. Только-только свет в окошке увидали, людьми себя почувствовали, и вы их перебьете, – запальчиво сказал Иван, ему вдруг вспомнился Сашка Ярославец. – Давай-ка я поеду с вами да поговорю с Заруцким. Пускай добром со своей полячкой в Польшу убирается, а ежели заартачится, обращусь к его воинам. Скажу, коль казаками себя считаете, то нечего в Коломне прохлаждаться, на Дон ступайте, – добавил он по-юношески звонким от волнения голосом.