– Придется мне на божью волю положиться, как посоветует святой отец, так и поступлю, – решила бывшая царица. К сожалению, ей было невдомек, что слуги господа всего лишь люди и им присущи все пороки рода человеческого.
16
Монах вошел бесшумно, словно тень, остановившись в двух шагах от Марининого кресла, он откинул капюшон и замогильным голосом спросил:
– Чем опечалена моя царица?
– Слыхал, святой отец, посланник Трубецкого прибыл, требует, чтоб мы покинули Коломну.
– Не только слышал, но и видел. Сам Ванька Княжич к нам пожаловал.
– Он что, знаком тебе? – встревожилась Марина. А вдруг Иосиф, как и Сашка, тоже примет сторону посланника.
Заметив это, святой отец поспешил развеять опасения своей царицы:
– Встречались ранее, давненько это было, но разве можно Ваню позабыть, это ж он меня калекой сделал, – распахнув сутану, Иосиф поднял свою обрубленную по запястье руку.
– И что же делать, как нам быть? – жалобно пролепетала женщина, окончательно утратив свое былое величие.
– Убить злодея, – прорычал монах.
– Иван Мартынович сказал, что Княжич этот на Дону в большем почете, и если мы его убьем, то все казаки нас возненавидят, – попыталась возразить ему Марина.
– Заруцкий трус, поэтому как трус и рассуждает, а ты иначе погляди на это дело, дочь моя. Люди испокон веков силу да отвагу уважают, и казаки как никто другой. Уж коли ты осмелишься убить того, кого сам Грозный-царь не смог казнить, тебя не только эта голь, – Иосиф указал своею искалеченной рукою на окно, – но и все казачье воинство признает истинной царицей. Да и господь за столь угодное ему деяние не обойдет своею милостью.
– Пусть будет так, – окрепшим голосом решительно промолвила Марина. – Да только кто ж убьет этого Княжича? Заруцкий струсил, Сашка предал, уж не ты ль, старик, – с явной укоризною добавила она. Иосиф был действительно уже глубокий старец – сгорбленный, худой и немощный, но черные, как уголь, глаза его по-прежнему светились лютой злобой.
– Зря изволишь сомневаться, моя царица, я еще на многое способен. К тому же у меня помощник знатный появился, намедни из Варшавы прибыл. Он по велению отцов-иезуитов французских герцогов в небытие спроваживал, думаю, и с Ванькой совладает, – заверил старец и воскликнул: – Входи, брат Вацлав.
Дверь тотчас отворилась, и в покои лжецарицы вошел еще довольно молодой, лет тридцати, не более, монах. Встав плечом к плечу с Иосифом, он одарил хозяйку холодным взглядом мутных серых глаз прирожденного убийцы.
– Святой отец тебе поведал наши беды? – вопросила у него Марина.
– Все ваши беды один удар стилета может отвести, – усмехнулся Вацлав. – А можно еще проще поступить. Подпоите, вон, панов да малороссов и скажите им, что атаман казачий по их души заявился, они же на куски его порвут.