– Никуда я не переметнулся, это ты все мечешься промеж юродивых, от скудоумия себя царями возомнившими, а я всего лишь встретил друга юности, с которым, когда еще был настоящим казаком, с твоими ляхами рубился насмерть, – огрызнулся Маленький и вышел из Маринкиных покоев, громко хлопнув дверью.
Повалившись в кресло, лжецарица стала биться, как в припадке, приговаривая:
– Твари, твари, какие вы все твари подлые.
– Не убивайся, матушка. Живут же люди и без трона царского, и счастливо живут. Ты молодая, красивая, у тебя еще все впереди, – попытался успокоить ее Княжич.
Марина перестала биться, сокрушенно качая головою, она тоскливо вымолвила:
– Да что с тобою говорить, все одно ты не поймешь. Нет у меня назад пути – либо мой сынок на трон московский сядет, либо я погибну.
– Не ты одна. Себя не жалко, так хоть сына с мужем пожалей, – кивнул Иван на приумолкшего Заруцкого. – Незавидна доля государей на Руси. Мать нового царя, когда узнала, что ее Мишеньку избрали государем, белугой выла, не хотела отпускать его на царствие. Вот это мать, а ты… – Иван махнул рукою на Марину и рассудительно добавил: – Ну, посуди сама, уж коли сына Грозного-царя зарезали, то твоего мальчонку бояре просто-напросто придушат. А про Ивана Мартыныча даже говорить не стоит. По нему кол давненько плачет, еще с тех пор, как он Пожарского пытался извести.
– Уйди, казак, не доводи меня до крайности, – взмолилась лжецарица.
– Тебя не я, тебя твоя гордыня завела дальше некуда. Гляди, потом опомнишься, да поздно будет, – предупредил ее Иван и, не прощаясь, удалился.
Едва за ним закрылась дверь, Марина со злобною издевкой спросила у Заруцкого:
– Почему ты не убил его, неужто струсил?
– Не в страхе дело, хотя, чего скрывать, конечно, испугался – это же Ванька Княжич, первый на Дону, а значит, и на всей Руси боец. Говорят, он за свою любовницу шляхтянку у государя Грозного чуть не половину стражи перебил. Тот до того его отвагой изумился, что сам не стал казнить, в Сибирь отправил на погибель, но Ванька даже в этой богом проклятой Сибири уцелел. Его казаки очень уважают, почитают чуть ли не святым. Ежели мы Княжича убьем, можешь сразу ставить крест на задумке нашей – взбунтовать казачье войско супротив Романова, – пояснил Иван Мартынович.
– И как же быть?
– Мне кажется, пришла пора на Дон нам уходить, как и хотели.
– Ладно, я подумаю. Ступай, да позови ко мне Иосифа, – распорядилась Марина.
Слова Заруцкого затронули ее мятежную душу. Ненависти к Княжичу они не поубавили, но, как ни странно, ей очень захотелось иметь в сподвижниках не трусоватого и не шибко-то богатого умом Ивана Мартыновича, а этого лихого атамана с по-юношески ясными очами.