- Клянусь.
- Все слышали, - громко спросил я, - Марина, ложно называвшая себя царицей, на самом деле венчаная жена казака и разбойника Ивашки Заруцкого и сына своего от него прижила!
- Мекленбургский дьявол, - простонала Мнишек, опускаясь на пол собора, - проклинаю тебя, и род твой до седьмого колена проклинаю!
- Совет да любовь, - бросил я, через плечо, проходя мимо нее.
Выйдя из собора, я велел седлать лошадей, пора было возвращаться в Москву. На этот раз ехали не торопясь. Впереди опять шли татары, но сам царевич Арслан ехал вместе со мной. Заруцкого и Марину везли следом, его в клетке, а ее с сыном на санях в окружении стрельцов. Вообще саней было много, на одних везли отбитое у воров добро, на прочих взятые с собой припасы. На ночь окружали этими санями лагерь и расставляли шатры. Проезжая знакомую деревню, Анисим с Никитой вздумали было повернуть, но я сделал страшное лицо и показал им плеть. Вельяминов смутился, а стрелецкий полуголова как ни в чем ни бывало завел разговор.
- Эх, государь, что же за жизнь пошла такая не радостная!
- Чего это ты так?
- Ну, как же, я то думал, хоть у воров на свадьбе погуляем, а они видишь как, венчаны уже.
- Нашел беду, - усмехнулся я в ответ, - что сильно хочешь на свадьбе погулять?
- А чего, дело хорошее!
- И то верно, а где Корнилий?
- Здесь я государь, - поровнял со мной коня Михальский.
- Вот что друг ситный, ты когда свадьбу играть будешь?
- Какую свадьбу?
- Нет, вы посмотрите на него! Я ему девицу у дворян Шерстовых просватал, а он в отказ?
- А ведь и верно, - засмеялся Вельяминов, - я тоже на том сговоре был. Неужто передумал Корней?
- Да нет, - смутился бывший лисовчик, - только за службой все недосуг. Да и у меня ни кола, ни двора, куда жену вести?
- Ну, это дело поправимое. Вон пока мы под Устюжну да под Вологду с Никитой ходили, Анисим с Климом целый острог поставили, а тут делов-то, терем! Все решено, как воротимся в Москву, первым делом поставим тебе терем, да играем свадьбу. Не спорь с царем!
Москва встретила нас колокольным звоном и радостными толпами встречающих. Наверное, все столицы таковы - любят победителей, а мы вернулись с победой. По моему указу на всех углах глашатаи кричали о том, что называвшая себя царицей Маринка на самом деле обвенчана с казачьим атаманом и прижила своего сына в блуде с ним. Узнав об этом пикантном моменте, бояре пришли в ярость и потребовали лютой казни для самозванки с сыном и Заруцкого. Однако я этому воспротивился.
- Бояре и вы представители земли русской! - Заявил я собору, - вы выбрали меня на царство это верно. Но верно так же и то, что я веду свой род от старшего сына Рюрика, и потому никто более меня прав быть государем всея Руси не имеет. Нет мне дела до того от кого она прижила своего сына, ибо я государь по праву рождения! Посему велю обойтись с Мариной и ее отродьем милостиво. Саму ее, за то что посмела называться русской царицей, будучи казачьей женкой держать в темнице. Коли покается в грехе своем и примет православие, то быть ей по великой моей милости в монастыре. А я сам в тот монастырь вклад сделаю с тем, чтобы содержали ее там достойно. Не захочет, что же пусть свой грех сама в темнице отмаливает. Сына же ее Ивашку Заруцкого по прозванию Воренок отдать в монастырь, где он отмолить сможет вины родителей своих. Отца сего воренка атамана Заруцкого облыжно именующего себя боярином за многия его вины, воровство и разбой велю предать казни.