— …Кровь и пламя! Ваше небрежение преступно!
Чем провинился барон перед герцогом, Мускулюса интересовало слабо. Он окинул залу цепким взглядом, на миг задержавшись на ленивом гиганте, который сидел к королю ближе прочих. Просперо Кольраун, боевой маг трона, в ответ смежил веки, став похож на сытого лентяя кота.
Все в порядке, понял малефик. Меры предосторожности приняты. На короля наложен целевой «отворотень». Благодаря чарам Просперо скорлупарь Реми, скорчившийся на полу у ног своего покровителя, попадает Эдварду II в «слепое пятно». Не видит его наше величество, не воспринимает и в упор не замечает. А уж о том, чтобы случайно взглянуть в глаза убогому, — и речи нет.
Кроме этого, Рудольфу Штернбладу передан блиц-образ Реми, накрепко впечатавшийся в память капитана лейб-стражи. Если Серафим Нексус хлопнет в ладоши, в следующий миг скорлупарь умрет. Десять шагов, разделявших капитана и жертву, значения не имели.
Штернблад убивал и в худших условиях.
Малефик искренне надеялся, что до крови не дойдет. Просто дополнительная предосторожность. На случай если у Реми откроется «прободная язва», всосет ману «отворотня», король заметит юрода, а тот, в свою очередь…
Вероятность такого развития событий стремилась к нулю. И все же… На душе скребли и гадили кошки. Они с Нексусом — молодцы. Безопасность владыки — превыше всего. Лейб-малефициум на высоте; позднее их наградят. Благо короны, благо государства…
Кошки разошлись не на шутку.
— …позорите своего государя перед венценосным гостем!
Напротив в два ряда расположились люди герцога; советники, военачальники, канцлер, коннетабль, знатные пенсионарии и секретари. Второй ряд отгораживала низенькая балюстрада. За ней стояли придворные более низкого ранга, разодетые с пышностью, свойственной провинции, — блеск орденов, перстней и золотых пряжек на туфлях и поясах, напомаженные парики, парча, шелк и бархат. От радужного сверканья рябило в глазах, словно при взгляде на стаю попугаев.
Один стул пустовал. Его спинку наискось пересекала траурная лента. Стену за местом, отведенным погибшему на охоте графу д’Аранье, завесили знаменем с гербом графства. Знамя было черным, в семь локтей длиной, с бахромой из темного меха.
Согласно традициям, золото герба на черном фоне символизировало величие дома в тяжелые времена.
— …подите вон, сударь! Видеть вас не желаю!
— Как будет угодно вашему высочеству, — пролепетал барон, пятясь к дверям.
Не успел он покинуть залу, как раздражение герцога нашло новую мишень.
— Зачем ты притащил сюда своего урода?! Отвечай!