– Молодец, Элли. Иди к Руби, – улыбнулась женщина.
– Погодите, – сказала я, поворачиваясь к Трумэну Хиллу. – Если моя мама здесь не жила, откуда Эллиот знает ее слово? Он назвал меня «сооф».
– Руби, отведи Эллиота в игровую комнату, – уже с раздражением повторил Трумэн Хилл. – И надень на него носки, пожалуйста, пол очень холодный.
Руби ушла, держа Эллиота за руку, словно ребенка.
Как только дверь за ними закрылась, Трумэн Хилл повернулся ко мне, и в этот раз выражение его лица было легко прочесть. Он был рассержен. Его губы были сжаты в узкую темную линию, разрезавшую лицо между подбородком и носом.
Когда он заговорил, его глаза из морского стекла гневно сверкали.
– Ты не имеешь права сюда приходить, – заявил он.
– Не имею права? – удивилась я. – Не понимаю, о чем вы.
– Она послала тебя за деньгами, да? Я ей ни цента больше не дам. Ни единого. Передай ей, что у нас был уговор и за все было заплачено. – Костяшки его сжатых пальцев побелели.
– Я не понимаю, о чем вы, – повторила я. – Бернадетт вам звонила и писала, но вы нам не ответили. Поэтому я и приехала. И я не знаю ничего ни про какие обещания.
– Бернадетт? Значит, ее теперь так зовут? – сказал он со странным смешком. – Ну, пусть называет себя как хочет, но дела это не меняет. Я не просто так порвал ее письма и не отвечал ей. Я не позволю, чтобы она приходила сюда и причиняла нам боль. Ни мне, ни Эллиоту. Не сейчас.
В этот момент в кабинет, распахнув дверь, вбежала маленькая женщина в голубом платье и белых кроссовках.
– Быстрее, мистер Хиллтоп, – выпалила она. – У Эллиота опять припадок. Руби сказала, чтобы я позвала вас.
У нее было круглое, как блин, лицо, а уголки глаз смотрели вниз, что придавало ей печальный вид, даже когда она с улыбкой повернулась ко мне.
– Здравствуй, – сказала она. – Не хочу вас прерывать, но мистеру Хиллу очень нужно идти.
Вдалеке я услышала звук, похожий на звериный вой. Трумэн Хилл положил руку женщине на плечо и мягко произнес:
– Я сейчас приду, Салли. Иди скажи Эллиоту, что я сейчас приду.
– Как бы он себя не поранил, – забеспокоилась женщина.
– Да-да, знаю, сейчас я приду. – Затем он повернулся ко мне, и его голос снова стал жестким. – Я сделал все, что от меня требовалось, – сказал он. – Теперь ваша очередь. Оставьте нас в покое. Ради всего святого, просто оставьте нас в покое.
Трумэн Хилл ушел. Я была совершенно растеряна, пытаясь понять, что он имел в виду, но ничего не понимала. Он думал, что Бернадетт выдавала себя за кого-то другого. Он думал, что я пришла за деньгами. Кем я была, по его мнению? И почему он так рассердился?