Вернувшись, Рой первым делом захотел увидеть фотографии. Мы показали ему те, что отобрали.
– Это точно он, – сказала Руби, – и Эллиот тоже. Ты только посмотри, Рой, у него были вьющиеся волосы. Никогда бы не подумала.
У Роя зазвонил телефон, и я ушла в комнату собираться. Я хотела взять с собой блокнот, на случай, если понадобится что-то добавить в список о лжи, и еще я хотела начать список вопросов для Трумэна Хилла. Я решила надеть красный свитер, чтобы Трумэн Хилл не мог соврать, что он не похож на тот, что на фотографиях, и как раз искала его, когда услышала шум мотора перед домом и шорох гравия на дороге. Вбежав в гостиную, я едва успела увидеть в окно удалявшуюся машину с Роем.
– Куда он? – с беспокойством спросила я. – Он просто разворачивает машину, да?
– Нет, он поехал в Хиллтоп, – сказала Руби. – Мистер Хилл позвонил ему и сказал, что ждет его со своим адвокатом.
– Но я ведь хотела поехать с ним! Рой знал, что я собиралась показать Эллиоту фотографии.
– Рой взял их с собой, – попыталась успокоить меня Руби.
Я расстроилась:
– Мои фотографии? Он забрал их?
– Только те, что мы отобрали, – уточнила она. – Остальные все на месте.
– Не нужно было этого делать. Не нужно было брать мои фотографии без разрешения, – еще больше расстроилась я. – И не нужно было уезжать без меня. Он знал, что я хочу поехать. Он мне разрешил.
– Нет, он сказал, что мы об этом поговорим, – напомнила Руби.
– Но мы не поговорили! А теперь он уехал!
– Он решил, что так будет лучше, Хайди. Лучше, если взрослые сами во всем разберутся.
– Взрослые и есть самые большие вруны! – закричала я.
– Мы скоро все узнаем, Хайди. Рой обещал позвонить нам оттуда.
Я не собиралась сидеть и ждать, когда зазвонит телефон. Я имела право быть в Хиллтопе, когда правда о маме наконец выйдет наружу. В тот день на улице было холодно, и ветер гнул деревья во дворе, как гигантские серые ежики для чистки труб. Я вбежала в маленькую спальню за красным свитером. У меня не было ничего теплее, чтобы не замерзнуть по пути в Хиллтоп.
Я была уверена, что Руби не положила свитер вместе с остальными вещами в верхний ящик с гвоздикой, так что выдвинула тот, что пониже. Он был полон крошечных вещей – украшенных лентами распашонок и рубашечек с овечками, котятами и утятами, большинство в магазинной упаковке с необрезанными этикетками. Я не слышала, как Руби вошла в комнату.
– Это вещи детей, которых я потеряла, – тихо произнесла она. – Всего их было трое.
Она смотрела на меня, прислонившись к двери, и, если бы Берни была здесь, она наверняка сказала бы, что глаза Руби рассказывают ее историю. Я быстро задвинула ящик, но было слишком поздно – печаль, лежавшая между мягкими слоями светлой ткани, вырвалась наружу и повисла в воздухе, как холодный влажный туман. Он окутал нас, полностью наполнив маленькую спальню, и время словно остановилось.