— Вы что нахмурились, Алексей Михайлович?
— Так, ничего, Тамара Степановна.
— Почему вы называете меня так официально? Зовите лучше Тамара. А я вас — Алексей. Можно?
Он не отвечал. Ему вспомнилось, что Людмила может каждую минуту вернуться, что Ася осталась одна в квартире, и он поднялся.
— Пора идти.
Тамара вскочила.
— Как, уже? Вы же только что пришли!.. Посидите, посидите еще немножко…
Она загородила ему дорогу. Тамара была ниже его, и ей приходилось поднимать голову, чтобы взглянуть ему прямо в лицо. Щеки ее покраснели, на висках пульсировали жилки, краска с губ с одной стороны стерлась, и казалось, что губы немного искривились. В ее глазах отражалась немая мольба.
— Алеша, останься, — шепнула она ему прямо в лицо и схватила за рукав.
— Что вы, что вы, Тамара Степановна?
Он застыл в изумлении от такого недвусмысленного предложения, женщина всем телом прильнула к нему.
— Останься… Останься со мной, не бойся, я не буду за тебя цепляться, я не из таких… Я просто не могу, не могу оставаться здесь одна, — шептала она в отчаянье…
— Успокойтесь, — сурово сказал Алексей и посадил ее на стул.
Она склонилась к столу и заплакала, не закрывая лица. Слезы капали на стол, на зеленую плюшевую скатерть и застывали на ней темными круглыми пятнами. Она машинально размазывала их пальцами.
— Теперь вы будете думать обо мне то же, что и все… А что я могу поделать? Все у меня выходит не так, как хочется…
Вдруг слезы прекратились, и она подняла на Алексея улыбающееся лицо.
— И я вам, значит, нисколько не нравлюсь? Ни столечко?..
Он пожал плечами.
— Вы красивая, Тамара Степановна, и сами это хорошо знаете.
— В чем же дело?
В чем собственно было дело? Его попросту не влекло к ней. Он даже удивился, до какой степени не влекло.
— А я уже давным-давно, как только в первый раз вас увидела, подумала… А вы — ноль внимания… Сегодня вот в первый раз зашли посидеть. Правда, тут приятно? И тепло, я два раза в день печку топлю, страшно люблю, чтобы тепло было.
— Вы не работаете?
— Как так? — возмутилась она. — Конечно, работаю. В бельевой артели — и шью и вышиваю.
— И до войны там работали?
Она съежилась и исподлобья взглянула на него.
— До войны? Нет… Эту артель только теперь организовали. А до войны… Я училась, кончила десятилетку.
Он лишь теперь осознал, что она и в самом деле еще совсем молоденькая. Ее манера притворяться взрослой, ее аффектированные гримаски и жесты скрывали возраст, но теперь он увидел, что кожа свежа у нее свежестью молодости.
— А ваш муж? Вы ведь были замужем?
— Была… Мой муж на фронте.
— Пишет?