— Большой путь прошли мы вместе, Алексей, — сказала она тихо, глядя в окно. Она задумалась. Маленький рот изогнулся в улыбке. — А теперь ты здесь, и все прошлое, наверно, кажется тебе далеким, немного страшным, но прекрасным сном. Правда, Алексей?
Он кивнул головой, не в силах ответить.
— Ты зря волнуешься, Алексей. И зря так испугался, когда я пришла.
— Я не испугался.
— Зачем ты врешь? Испугался. Я пришла не затем, чтобы устраивать тебе скандалы, чтобы упрекать тебя, я ведь понимаю, что все прежнее кончилось. То было хорошо тогда, а сейчас иное. Тогда я была счастлива и ни в чем не упрекаю тебя, я понимаю…
Да, да, она никогда не упрекала, Нина. Он не мог тогда сказать иначе: «Нет, нет, понимаешь, Коля, я не могу ее представить к награде, как-то неудобно, все же знают». Тогда, и еще второй раз… Ведь потому-то ее грудь и отмечена только ленточками ранений, потому на ней и нет ордена. Если бы она не была его подругой, он внес бы ее в список, — она, несомненно, заслужила. Но его это стесняло, и она понимала это и не упрекала.
— Просто хотелось увидеть, как ты живешь, чтобы иногда подумать о тебе, что ты и где ты. Ты ведь не обманывал меня, Алексей.
— Ты знала, что я женат, — шепнул он глухо.
— Знала… Ты не скрывал этого. Ну да.
Она забарабанила пальцами по столу. Как глупо, как бессмысленно все это вышло… Видимо, не следовало приходить. Но как он не понимает? Разумеется, она знала, что он женат, так же, как знаешь, что земля круглая и что на луне есть горы. Эта далекая жена была совершенно нереальной, ей не было места в военной лагерной жизни, Это она, Нина, перевязывала раны Алексея, шла рядом с ним в далеких маршах. Это она, Нина, украдкой от других чинила его носки и стирала белье, она заваривала для него чай, она помогала ему верить и держаться, когда отчаянье охватывало сердце.
А там где-то, неизвестно где, жила неведомая, незнакомая женщина, которую трудно было даже представить себе, отделенная тысячами километров, отделенная не только пространством, а всей военной вьюгой, массой событий, свистом пуль, грохотом взрывов, грубым сукном военной формы, которая меняла внешний облик людей и связывала их нерушимым братством крепче смерти и любовью сильнее смерти. Да, она, конечно, знала о существовании жены Алексея, но, кроме этого знания, была еще повседневная жизнь перед лицом смерти, глубокие снега, трескучий мороз, борьба, в которой чувствуешь себя связанной с другим человеком такими узами, каких не создадут и сто лет совместной тихой жизни. В то время казалось, что это-то и есть самое важное и этого никогда, никогда нельзя забыть. И вот теперь напротив нее сидит тот же Алексей в штатском костюме, руки у него дрожат от волнения, и он не смотрит в глаза. А ведь когда-то она вытащила этого Алексея, раненого, из-под немецкого обстрела, вырвала из когтей смерти, отдала жизни. Она перевязывала этому Алексею стертые ноги и успокаивала его, когда у него перебили всю роту и он безумствовал от отчаяния и ненависти. Где же теперь все это, куда девалось?..